Я через голову стянул с себя рубашку и тоже бросил на пол. Шагнул к Свете, обнял её и почувствовал, как она прижимается ко мне.

Подхватив девушку за упругие ягодицы, я осторожно опустил её на кровать и наклонился над ней. Моя ладонь скользнула между крепких бёдер и ощутила влажное тепло.

Света выгнулась и застонала, закрывая глаза.

А в оконное стекло неистово хлестал ливень.

* * *

Следующим вечером мы отправились гулять по берегу моря. Сначала покормили перловкой крикливых лебедей, которые жили в канале возле гостиницы «Золотой якорь». Перловку мы выпросил на кухне у нашего ворчливого завхоза.

Лебеди толкались, хлопали крыльями и ныряли, доставая перловку со дна канала.

Между кораблей, которые были вплотную ошвартованы у причальной стенки, я разглядел на другом берегу корпуса и краны судоремонтного завода.

— Ты знаешь, что в этой гостинице жил Бродский? — спросил я Свету.

— Нет, — ответила она. — А кто это?

— Поэт, — улыбнулся я. — Очень хороший поэт.

— Никогда не слышала. О чём он пишет?

Я пожал плечами.

— О жизни, наверное.

— А о любви?

— И о любви. Жизнь — это ведь и есть любовь.

— Почитай что-нибудь.

Я прикрыл глаза.

— В ганзейской гостинице «Якорь»,

где мухи садятся на сахар,

где боком в канале глубоком

эсминцы плывут мимо окон,

я сиживал в обществе кружки,

глазея на мачты и пушки

и совесть свою от укора

спасая бутылкой Кагора.

Музыка гремела на танцах,

солдаты всходили на транспорт,

сгибая суконные бедра.

Маяк им подмигивал бодро...

— Красиво, — вздохнула Света, прижимаясь ко мне, — но непонятно. А ты знаешь, что Оля в тебя влюблена?

— С чего ты взяла? — удивился я.

— Знаю, — улыбнулась Света.

Я неопределённо хмыкнул. Такая мысль как-то не приходила мне в голову.

— Не думай, я не ревную, — сказала Света.

И тут же спросила:

— Что ты будешь делать?

— А с этим можно что-то сделать? — в ответ спросил я.

Света покачала головой.

— Наверное, нет. Но ты мог бы с ней поговорить. А я отвлеку Севу, чтобы он вам не помешал.

— И что я ей скажу?

— Подумай. Ты же мужчина.

Вдоль набережной канала мы прошли к самому молу. Ветер совсем стих, сырой воздух был странно-неподвижен. Но штормовые волны по-прежнему тяжело накатывались на пляж — море ещё не успокоилось.

Мы спустились к воде. Весь песок после вчерашнего дождя стал мокрым и плотным. Идти по нему было удобно, даже если не подходить вплотную к прибою.

— Мне кажется, я знаю, что случилось с бароном фон Раушем, — неожиданно сказала Света.

Я недоверчиво улыбнулся.

— Ты сегодня преподносишь один сюрприз за другим.

— Правда, знаю! — упрямо повторила Света.

Я рассмеялся и обнял её за плечи.

— Солнышко, я и не сомневаюсь! Просто удивлён. Рассказывай, что ты знаешь. Мне очень интересно.

— Ты не помнишь, потому что разговаривал с Валерием Михайловичем. А я расчищала скелеты и хорошо запомнила, что рядом с ладонью одного из них лежал серебряный талер. И ещё остатки истлевшего тонкого сукна. Только не возле руки фон Рауша, а у другого скелета.

— Так, — внимательно слушая, кивнул я. — И что?

— Сукно — это остатки кошелька! — торжествующе сказала Света.