Но ей на экономическую стратегию развития Отечества тем более начхать.

Демократия для нее — это свобода торговать своей страной (больше-то торговать нечем, ведь создавать что-то новое, доселе не существовавшее — станки, книги, формулы, молоко — они не умеют). Просто-таки умиляют телеинтервью с героями нашего времени, на чей пример нас призывают равняться: сидит перезрелый комсомольский мальчик лет тридцати, тридцати пяти от силы, и сообщает надорвавшейся и разоренной стране: «Я заработал свои сто восемьдесят миллионов долларов своими руками…»

А всякая попытка обуздать торговлю своей страной и разгул хватательных рефлексов мелкого чиновничества — это что? Правильно, возрождение сталинизма и фашизма, а также установление полицейского государства.

Не зря же главными спонсорами борьбы за свободу слова и за права человека стали у нас теперь паханы всесоюзного значения.

Вожди мрачных тоталитарных времен относились к стране, как к ножкам своего начальственного кресла. Но они понимали, что другого кресла у них нет и быть не может — и уж хотя бы как о кресле о стране заботились. То, что это не мертвая деревяшка, а живые люди, каждый из которых — это, понимаете ли, целый мир, — мало вождей заботило. Однако ножки должны были оставаться крепкими, красивыми, содержаться в образцовой чистоте…

Нынешние вожди, прогрессивно влившиеся в мировую цивилизацию, относятся к стране как в разменному фонду, безраздельно предназначенному для покупок кресел за рубежом. Слил по дешевке, скажем, ракетную промышленность — и уже никакой за нее головной боли. Украл, выпил, на Майорку.

То есть структура распределения колоссальной, извините за выражение, прибавочной стоимости, которая была запрограммирована и выверена еще в тридцатые годы, оказавшись чрезвычайно выгодной и удобной для элиты, осталась практически неизменной по сей день. Во времена тоталитарные чуть ли не вся эта самая стоимость омертвлялась в виде гор оружия и колючей проволоки — и это было ужасно и чудовищно. Во времена демократические, благословенные, ровно столько же омертвляется в виде царственного быта чудовищно расплодившихся атлантов. Большинство населения материальной разницы между этими двумя положениями даже не ощущает: из этого большинства в совершенно одинаковой степени выжимались и выжимаются все соки, его точно так же обрекают на нищенское существование в разваливающихся, десятилетиями гниющих без ремонта бараках. С одним лишь отличием: тогда все это издевательство было КАК БЫ для Родины, а теперь — уже окончательно и неприкрыто ради неуемных физиологических потребностей тех, кто верхом на Родине сидит.

Правда, сейчас обе силы — госструктура и мафия — после десяти лет шабаша выяснили вдруг, что без страны, на которую они опираются, их, несмотря на их ворованные миллиарды, за кордоном все равно никто с распростертыми объятиями не ждет. Исключения есть, конечно, но не исключениями держатся массовые мотивации. И вот с обеих сторон запели о возрождении великой России и русской национальной идеи. Верить заоблачным певцам нельзя — именно потому, что они за облаками; что они на самом деле имеют оттуда в виду тут знать нельзя. Но использовать этот момент — можно и должно.

Только вот как?

Слова «самостоятельность», «независимость», а тем более «свой путь» и «самобытная цивилизация» неизбежно и вполне оправданно звучат как бородатый анекдот для всех тех, кто даже нужду справляет в стопроцентно импортном исполнении. И особенно для тех, кто, еще не дорастя до подобной стадии приобщения к общечеловеческим ценностям, лишь о ней и мечтает.

Упрекнуть таких людей, если оставаться честными, никак нельзя.