Изменить размер шрифта - +


<Впрочем, когда пленники и знали, они поступали часто так же. Василий Александров попал в плен в Финляндию. Его разыскал там какой-то старый

петербургский купец, уточнил имя-отчество и сказал: "Вашему батюшке остался я должен с 17-го года большую сумму, заплатить было не с руки. Так

поневольтесь получить!" Старый долг - за находку! Александров после войны был принят в круг русских эмигрантов, там же нашлась ему и невеста,

которую он полюбил, не как-нибудь. А будущий тесть для его воспитания дал ему читать подшивку "Правды" - всю как она есть с 1918 по 41-й год без

сглаживаний и исправлений. Одновременно он ему рассказывал ну, примерно, историю потоков, как во главе 2-й. И все же... Александров бросил и

невесту, и достаток, вернулся в СССР и получил, как легко догадаться, десять и пять намордника. В 1953-м году в Особом лагере он рад был

зацепиться бригадиром...>
     Более рассудительные поправляли: ошибка раньше сделана! нечего было в 41-м году в передний ряд лезть. Знать бы знать, не ходить бы в рать.

Надо было в тылу устраиваться с самого начала, спокойное дело, они теперь герои. А еще, мол, вернее было дезертировать: и шкура наверняка цела,

и десятки им не дают, а восемь лет, семь; и в лагере ни с какой должности не сгонят - дезертир ведь не враг, не изменник, не политический, он

свой человек, бытовичек. Им возражали запальчиво: зато дезертирам эти все годы - отсидеть и сгнить, их не простят. А на нас - амнистия скоро

будет, нас всех распустят. (Еще главной-то дезертирской льготы тогда не знали!..)
     Те же, кто попал по 10-му пункту, с домашней своей квартиры или из Красной армии, - те частенько даже завидовали: черт его знает! за те же

деньги (за те же десять лет) сколько можно было интересного повидать, как эти ребята, где только не побывать! А мы так и околеем в лагере,

ничего, кроме своей вонючей лестницы не видав. Впрочем, эти, по 58-10, едва скрывали ликующее предчувствие, что им-то амнистия будет в первую

очередь!)
     Не вздыхали "эх, если бы я знал" (потому что знали, на что шли), и не ждали пощады, и не ждали амнистии - только власовцы.

***

     Еще задолго до нежданного нашего пересечения на тюремных нарах я знал о них и недоумевал о них.
     Сперва это были много раз вымокшие и много раз высохшие листовки, затерявшиеся в высоких, третий год не кошенных травах прифронтовой

орловской полосы. В них объявлялось о создании в декабре 1942 года какого-то смоленского "русского комитета" - то ли претендующего быть подобием

русского правительства, то ли нет. Видно, этого еще не решили и сами немцы. И оттого неуверенное сообщение казалось даже просто вымыслом. На

листовках был снимок генерала Власова и изложена его биография. На неясном снимке лицо казалось сыто-удачливым, как у всех наших генералов новой

формации. (Говорили мне потом, что это не так, что Власов имел наружность скорей западного генерала - высок, худ, в роговых очках). А из

биографии эта удачливость как будто подтверждалась: не запятнала служба военным советником у Чан-Кай-Ши. Первое потрясение его жизни только и

было, когда его 2-ю ударную армию бездарно покинули умирать от голода в окружении. Но каким фразам той биографии вообще можно было верить?

<Сколько можно установить сейчас, Андрей Андреевич Власов, не окончив из-за революции нижегородской духовной семинарии, был призван в Красную

армию с 1919г. и воевал рядовым. На южном фронте, против Деникина и Врангеля, он поднялся до командира взвода, потом и роты.
Быстрый переход