+Это всегда было рискованно+.

Бровь Игниса поползла вверх.

+Если он догадается, что Санахт отправился в огонь недобровольно?+

+Никто не узнает, что мы сделали+, — послал Ариман, продолжив свой путь к двери; он все еще чувствовал серебро — дурной знак.

+Это уже второй раз, когда ты избегаешь ответа+, — окликнул его Игнис.

+Второй?+ — не останавливаясь, переспросил Ариман.

+Ты собираешься наложить заклинание Рубрики во второй раз. Откуда ты знаешь, что оно сработает?+

Ариман замер, проглотив металлический привкус.

+Сработает, — наконец послал он и пошел дальше. — Я уверен+.

II

Сказанное и несказанное

Встань… Я ничего не вижу…

Голос без устали бормотал, каждое произнесенное им слово было лишенным эмоций.

— …с ним идет война…

Ктесий слушал и давал словам прокатываться мимо себя, не позволяя их значению коснуться мыслей. Так было лучше. Если задуматься, он предпочел бы находиться где-нибудь в другом месте. Но решил прийти. Поэтому стоял и слушал, не вслушиваясь. — …разрушение — это изменение…

Он сместил вес и почувствовал, как одновременно с костями затрещали доспехи. Его лицо походило скорее на череп, чем на плоть, по лбу, щекам и шее под копной седых волос вились чернильные символы. С каждым вдохом Ктесий слышал хруст хрящей в груди. Он ощущал боль в нервных окончаниях и дрожь в пальцах. Комната и заключенное в клетку существо в ее центре оказывали на него такое воздействие, но также влекли его сюда снова и снова.

— …пепел — колыбель будущего…

Место, в котором он находился, получило название «Зал Клетей». Его стены изгибались в адамантиевый цилиндр, который Ктесий мог пересечь в двенадцать шагов. Потолок скрывался в далекой тени. Пол представлял собой люк, закрытый диафрагмой из покрытого вмятинами металла. Единственным путем наружу служила небольшая дверь в стене за спиной у Ктесия. Некогда это было хранилище для торпедной боеголовки, но теперь оно превратилось в тюрьму. В центре зала висела сфера из серебряных решеток, а внутри нее находилось еще три сферы, каждая из которых была меньше предыдущей и более сложной. Клети облизывали языки синего пламени, наполняя зал неровным, подрагивающим светом. Казалось, что смотришь на солнце из-под поверхности океана.

— …что ты ему скажешь?..

Ктесий старался как можно меньше смотреть на тело в клетях. Оно было человеческим, но увеличенным в размерах, а затем в исступлении перекроенным. Его черты менялись между людскими и монструозными, подобно страницам с перелистываемыми рисунками, пока не слились в единое целое: птичья голова, рога, чешуя, оперение, хвосты, огонь, шипы, сухая листва, когти, клыки, наросты кожи, рубиновые глаза, дым и жаркое марево, молодой воин с надеждой и грустью в глазах.

— Ктесий?

Имя заставило Ктесия резко поднять глаза. Фигура в клети более не была размытым пятном образов, а голос звучал живым, сбитым с толку и оторопелым. — Ктесий. Где я? Что происходит?

Ктесий сглотнул. Санахт никогда ему не нравился. Нет, это было не совсем так — он презирал мечника с силой, приберегаемой исключительно для братьев из легиона. Но то, чем стал Санахт, то, что он с собой сделал, вызывало у Ктесия отголоски эмоций, которых он не мог постичь.

— Ты… — начал он. В помещении ему приходилось использовать обычный голос, и когда слово слетело с уст, он почувствовал, как пересохло у него во рту. — Ты с нами, Санахт. Ты со своими братьями, на корабле.

— Я… не помню. Я не помню…

— Ты… — снова попытался он, затем замолчал.