За завтраком я расспрашивал отца Иннокентия, как жилось в губернии при прежнем губернаторе.

— Плохо жилось, Никита Васильевич, — откровенно отозвался священник. — Воровал Цепляев открыто, не боялся грома небесного. Ну, и остальные чиновники тянули, что могли. Теперь боятся. Ты хорошо сделал, что Павла Лаврентьевича поставил главным над ними. Он ни одной копейке не позволит в воровские руки уйти. Только Холмский уезд и был в порядке. Так Цепляев сколько уж пытался выжить Тишина с его места.

— А ты давно знаком с Павлом Лаврентьевичем? — поинтересовался я.

— Еще со времени учебы в магической академии. Мы в один год туда поступили.

— А как ты священником стал?

Отец Иннокентий улыбнулся в седую бороду.

— Меня с детства больше к книгам тянуло, а не к магии. Нас у отца семеро было, я средний. Поместье маленькое — одна деревенька, да три аномалии. Хочешь — не хочешь, а нужно было службу искать. Или в гвардейцы идти, или управляющим к богатому аристократу проситься. Павел Лаврентьевич по государственной линии пошел, чиновником стал. А я в семинарию подался.

Отец Иннокентий откусил пирожок и аккуратно стряхнул крошки с волнистой седой бороды.

— После окончания семинарии оставили меня алтарником в Симеоновской церкви — отец постарался. Потом рукоположили в диаконы и отправили в Холмск. И тут снова встретились с Тишиным. Его как раз помощником уездного комиссара назначили. С тех пор и служим вместе. Павел Лаврентьевич до уездного комиссара дорос. А я сан принял, когда мой предшественник на покой ушел.

Голос священника мерно рокотал, рождая чувство уюта и покоя.

Отец Иннокентий отставил пустую чашку и мирно улыбнулся Алене Ивановне:

— Благодарю за трапезу. Не пирожки, а истинное чудо. Мне бы рецепт, Алена Ивановна — попадья моя тоже печь любит.

— Я запишу, — просияла Достоевская и вылетела из кухни.

А я поднялся из-за стола.

— Едем, отец Иннокентий. Костя, где ты машину священника оставил?

Захаров вскинул на меня покрасневшие от бессонницы глаза.

— Сейчас покажу.

Мы вышли за ворота, и я остолбенел от удивления.

Вместо пыльной и ржавой крохотной развалюхи отца Иннокентия за воротами усадьбы стоял крепкий синий минивен.

— Что это? — спросил я.

— Холмские механики постарались, — не моргнув глазом, соврал Захаров. — Золотые руки у мастеров. Преобразилась колесница чудесным образом.

— Костя, не морочь мне голову, — строго сказал я.

Захаров отвел меня в сторону.

— Ну, купил я эту машину. Недорого досталась — хозяину срочно деньги понадобились. А я еще обещал ему гвардейцев прислать в аномалию вне очереди.

— Где же ты такого замечательного продавца нашел среди ночи?

— Евграфа Мальцева разбудил. Он и подсказал, у кого можно купить машину.

— А где машина отца Иннокентия?

— Эта колесница даже до Холмска не доехала, заглохла по дороге. Я механиков вызвал, так они не взялись ее чинить. Уволокли на свалку.

— Молодец, Костя, — улыбнулся я. — Решил проблему, это главное. Бывший хозяин машины точно доволен?

— Еще как, — заверил меня Захаров. — Мои ребята ему из аномалии столько ресурсов вынесут, что он себе новую машину купит.

— Ладно, иди отдыхай. Только ключи от машины отдай священнику.

— А там магическое зажигание, — расхохотался Захаров. — Пусть прочитает «Отче наш», машина и поедет.

— Вот и сотворил Господь для тебя чудо, отец Иннокентий, — улыбнулся я, подходя к священнику.