Не давая отдыха коннице, Кеад ударил во фланг римской пехоте. Он попал в самую гущу боя и с радостью увидел Аристоника, который, стоя на колеснице, метал копья.

Аристоник крикнул:

— Кеад, прорви ряды! Разве не видишь, что победа наша?

Бой усиливался. Конница смешалась с пехотой. Римляне дрогнули и побежали к лагерю.

— Взять лагерь! — приказал Аристоник.

Дважды бросались воины на приступ и дважды отступали.

— Взять лагерь!

Подходили новые силы, новые отряды — добровольческие, наемные. Играли трубы, гремела боевая песня.

— Взять лагерь!

Восставшие с новой силой обрушились на римский лагерь. Заграждения были сломаны, преграды преодолены. Ничто не могло удержать сокрушительный напор. Римляне защищались, пока не были взяты в плен и обезоружены.

Красс Муциан был тоже захвачен вместе с военачальниками. Стыд и ужас терзали его. Он знал, что победа Аристоника отнимала у римлян наследство Аттала, делала граждан Солнца хозяевами Пергамской земли.

Левки праздновали снятие осады песнями, барабанным боем, ревом многочисленных труб. Радостно встречал народ Аристоника, въезжавшего на колеснице в город. Рядом ехали вожди и храбрый конник Кеад. За колесницей шагали тысячи пленников с опущенными головами; везли и несли добычу, захваченную в римском лагере.

Грянула победная песня. Это пело, встречая вождя, освобожденное от осады войско.

Горожане приветствовали Аристоника веселыми криками, матери протягивали к нему младенцев, мальчики и девочки бросали под ноги лошадей цветы и охапки листьев.

— Слава, слава!

Но римляне не отказались от пергамского наследства. Год спустя, однажды вечером, прискакали к Аристонику один за другим гонцы с известием, что римские легионы высадились в трех местах и идут в глубь страны.

— В Смирне и Эфесе — небольшие отряды, — говорили они, — а в Элее — главные силы противника. Начальник элейских войск Марк Перперна, человек смелый, настойчивый и безжалостный, поклялся победить тебя, вождь!

Ночь была темная, тучи заволакивали небо. Аристонику не спалось, и он вышел из шатра. С севера доносился неясный гул, но голосов не было слышно. Он проверил караулы — все было в порядке,

Идя по лагерю, Аристоник не переставал прислушиваться к гулу, который усиливался. Он остановился. Это был топот конницы. И вдруг страшная догадка мелькнула в голове.

— Труби сбор! — приказал он караульному начальнику, возвращавшемуся после смены.

Но прежде чем затрубили, с долины донесся звон оружия и крики сирийцев:

— К оружию! К оружию!

Тревожный вой труб в лагере, поспешные шаги воинов, крики, ругань — все это оглушало.

Впереди дробью рассыпались шаги разбегавшихся воинов, позади — надрывные крики, ржанье коней, лязг и скрежет мечей.

Аристоник приказал метать о темноту копья и камни, стрелять из луков.

Со свистом летели копья, камни и стрелы. Бешено ржали раненые лошади, крики римлян усиливались. И совсем недалеко послышался резкий голос римского начальника:

— Приготовиться к бою!

— Не отступить ли нам? — предложил Блоссий. — Ночь скроет наш отход.

— Нет, — воспротивился Аристоник. — Отступать можно только под прикрытием конницы.

— Но конница стоит в соседней деревне!

— Конница здесь, а мы разбиты! — с горечью вскричал Аристоник. — Почему никто не предупредил меня об этом? Она бы опрокинула римлян, решила исход битвы.

— Вождь, разве ты не знал, что Кеад отвел ее на пастбище?

Аристоник приказал послать гонца к Кеаду и готовиться к отступлению.