— Я хочу сказать, дон Рамон, что я — ваша жена Хесусита, а Чистое Сердце — ваш сын Рафаэль, которого вы прокляли!

— О Боже! — воскликнул генерал, упав на колени. — Прости, прости меня, мой сын!

— Отец! Что вы делаете? Встаньте! Встаньте!

И Чистое Сердце старался поднять рыдающего старика.

— Нет, мой сын! Я не встану до тех пор, пока ты не простишь меня!

— Встаньте, дон Рамон, — кротко сказала Хесусита. — Ваша жена и сын уже давно забыли все. В их сердцах не осталось ничего, кроме любви и уважения к вам.

— О! — воскликнул генерал, обнимая и целуя их. — Это слишком много счастья! Я не достоин его — я был так жесток!

— А я стоил этого, — отвечал Чистое Сердце, — и благодаря тому, что вы наказали меня, сделался честным человеком. Забудем прошлое и будем думать только о счастливом будущем.

В эту минуту в пещеру робко вошла Люция.

Генерал бросился к ней и, взяв ее за руку, подвел к Хесусите, которая нежно обняла ее.

— Дитя мое! — воскликнул он. — Я не могу усыновить Чистое Сердце — он и так мой сын! Бог в своем неизреченном милосердии дал мне счастье в то время, как я уже перестал надеяться на него!

Люция вскрикнула от радости и, скрыв свое смущенное лицо на груди Хесуситы, протянула руку Чистому Сердцу, который, упав на колени, покрыл ее поцелуями.

В то время французы пользовались большим уважением в Соноре. Все наши путешественники, случайно попадавшие туда, могли рассчитывать на самый дружеский, радушный прием.

Поддаваясь своей страсти к путешествиям, я выехал из Мексики с единственною целью — осмотреть страну.

Один из моих друзей-охотников подарил мне великолепного мустанга, и я проехал верхом несколько сотен миль вдоль американского континента.

Я путешествовал, как всегда, один, делал очень небольшие переходы, пробирался через покрытые снегом горы и обширные пустыни, переплывал через быстрые реки и стремительные потоки только для того, чтобы посетить и осмотреть испанские города, расположенные по берегам Тихого океана.

Я путешествовал уже около двух месяцев и был в нескольких милях от Эрмосильо. Меня интересовал этот город, сдавшийся через два часа после атаки графу Рауссету, отряд которого состоял всего только из двухсот пятидесяти человек. А между тем Эрмосильо — большой город с пятнадцатитысячным населением. Он окружен стенами и мог выставить против французов тысячу сто солдат под начальством генерала Браво, одного из самых храбрых мексиканских генералов!

Солнце зашло, и сразу стемнело. Моя бедная лошадь проехала уже пятнадцать миль. За последние дни я чересчур напрягал ее силы, спеша поскорее доехать до Гуаймаса, и потому она с трудом продвигалась вперед и чуть ли не на каждом шагу спотыкалась на острые камни.

Я сам страшно устал и проголодался. Мысль провести ночь на открытом воздухе нисколько не улыбалась мне.

Я знал, что в окрестностях Эрмосильо есть много ферм, но нигде не виднелось ни огонька, и я боялся заблудиться в темноте.

Впрочем, как и все люди, ведущие скитальческую жизнь, полную лишений и всевозможных случайностей, я привык к ним и довольно философски отнесся к постигшей меня неудаче. Путешественнику, в особенности в Америке, приходится полагаться во всем только на себя и не рассчитывать ни на какую постороннюю помощь.

Итак, потеряв всякую надежду на приют и ужин, я вздохнул и подчинился своей участи. Ехать дальше было невозможно: в темноте я рисковал сбиться с дороги. Мне оставалось только отыскать подходящее место для ночлега, где нашлось бы немножко травы для моей лошади, такой же голодной, как и я сам.

Но даже и это скромное желание не легко было исполнить.