|
– Докладывает командир экипажа майор Гусев. «Земля 2» следует в заданном направлении с расчетной скоростью. Подтвердите приказ о прекращении наблюдения. В динамике что то неразборчиво прохрипело. – Все, – сказал командир экипажа, оборачиваясь ко второму пилоту. – Возвращаемся на базу. Ми 8, сделав круг над неспешно пробирающейся по каменистому острову «Землей 2», повернул к югу, туда, где скрытый невысокой горной грядой застыл в ожидании огромный атомный ледокол «Россия». – Рисковые мужики, – проворчал второй пилот, бросив взгляд на удаляющуюся станцию. – Столько больших шишек – и все на одном корыте. – Это корыто понадежнее ледокола будет, – усмехнулся Гусев. – Я слышал, его специально для освоения Луны сделали. – Может, Марса? – Нет, Луны. Поэтому ее в Арктике и обкатывают. Здесь ландшафт похож. Правда, на Луне снега нет. – И воды, – хмыкнул второй пилот. – А так, один в один – Арктика. Пилоты Ми 8 очень удивились бы, узнав, что в это же время на борту «Земли 2» обсуждали ту же самую проблему. Собравшиеся на верхней палубе участники экспедиции любовались суровыми пейзажами Земли Франца Иосифа и вполголоса обменивались впечатлениями. – А почему наше, так сказать, автономное плавание начинается именно отсюда? – спросил, раскрывая свой блокнот, писатель Журавлев Синицын. Он, наконец, вспомнил, что отправился в экспедицию не только для того, чтобы уничтожать запасы черного рома. – Ведь ледокол, насколько я понимаю, может доплыть до самого Северного полюса? – На островах Франца Иосифа лунный ландшафт – с кратерами, возвышенностями и глубокими разломами, – пояснил Арсений Ковалев. – Он идеально подходит для первого тестирования «Земли 2». Ведь вы наверняка знаете, что станция создавалась для работы на Луне. – Конечно, конечно, – важно кивнул писатель. – Я же говорил тебе, Жанночка, что это не просто увеселительная прогулка! Значит, мы пройдем прямо до полюса на этой станции? Что ж, неплохо. Места, конечно, меньше, чем на ледоколе, зато интерьеры гораздо современнее… Андрей Гумилев наблюдал за теми же пейзажами из капитанской рубки, всю переднюю стену которой занимало огромное панорамное окно из сверхпрочного стекла. Андрею это напомнило его кабинет на последнем этаже московского небоскреба, только там за стеклом растекалось серое московское небо. Белый цвет был куда лучше. Он наполнял радостью и чувством великого и свершившегося. Чувством победы, надежды, удачи, огромным пройденным этапом, за которым следует новый этап, еще более глобальный и невероятный. Ради этого чувства Андрей готов был рисковать, вкладывать деньги и совершать самые безумные поступки. Не верьте тем, кто говорит, что рискует и побеждает ради чего то. Для этих людей просто невозможно не рисковать и не побеждать. Кто то находит себя на войне, кто то в спорте. Андрей же замахнулся на создание новой Земли. Он обернулся на сидевших в кресле Марго и Марусю. Точнее, сидела одна Марго, а Маруся забралась к ней на колени и прижалась к няне, обхватив ее шею маленькими ручками. – В одной белой белой Арктике, белым белым днем, на белой белой льдине… Теперь Андрей внимательно следил за Марусей. Дочка слушала Марго, затаив дыхание и широко раскрыв рот. – В белой белой берлоге… – продолжала Марго, постепенно делая паузы между словами все больше, – жил белый белый… Медведь! Маруся вздрогнула от неожиданности. На какое то мгновение ее брови взлетели вверх, губы задрожали, и казалось, что она вот вот расплачется. – Который ел, – как ни в чем не бывало продолжила Марго, – белый белый… – Снег? – удивилась Маруся. |
