Опять люк. Лестница вниз. Ступеньки почему-то мокрые. Кучи мусора – пуговицы, бумажки, истоптанные перчатки. Запах мочи. Выход во двор. Газон, истоптанный до глины, поперек газона лежит, вытянувшись, человек в темном плаще.

Отец останавливается на секунду. Переворачивает лежащего на спину. Человеку лет шестьдесят, лицо желтое, глаза стеклянные. Мертв.

Бег продолжался без единого слова. Дворы, в просветах арок – все та же улица, теперь по ней шли машины, кажется, это отступали части ГО. Густо воняло выхлопными газами.

– Конец Угловой, – сказал папа с явным облегчением. Мама молчала, берегла дыхание.

Они выбрались из арки в толпе других запыхавшихся беженцев. Кто-то обгонял их, кто-то, наоборот, отставал. Человек в шлеме, закрывавшем все лицо, заругался и замахал коротким жезлом, указывая, куда бежать. Другой, в таком же шлеме, сидел в башне броневика, перегородившего Угловую, и за спиной его стоял черный непроницаемый дым. Улица горела.

– Ворота! – закричала мама, подбежав под самый броневик. – Мальчики, Ворота еще не открылись?!

Тот, что был с жезлом, заругался злее. Тот, что сидел на башне, отрицательно покачал шлемом.

Лидка почувствовала, как глубоко в живот проваливается сердце. Валится, продолжая трепыхаться, еще чуть-чуть – и она сможет испражняться собственным сердцем… Огонь, запах гари, пляшущий факел… «И Ворота не откроются на этот раз»…

– Вперед! – сказал отец.

Лидка не услышала, но прочитала слово по его губам. И зашипела от боли, потому что ее грубо дернули за руку.

Они выбежали на проспект Возрождения, до одури широкий по сравнению с Угловой; люди здесь шли относительно свободно. Лидка постаралась пристроиться к общему ритму и выровнять дыхание.

Ворота откроются. Просто еще рано. Пока рано. Второй час от начала мрыги… Или уже третий?!

Апокалипсис начался тогда, когда убийцы всадили шесть пуль в Андрея Игоревича Зарудного.

Нет, апокалипсис начался раньше…

Ноги коротковаты. Слишком низко голова. Что там говорил Андрей Игоревич насчет маленького роста?!

Она впервые вспомнила о Славке и его матери. Впервые и оттого с раскаянием. Центр… Из Центра легче выбираться. Славка здоровый… прорвутся…

Зашипело молчавшее до того радио. Из папиного репродуктора, из черных радиортов на фасадах зданий, с громкоговорителей на неподвижных броневиках:

– Слушать всем! Опасность с холмов. Сейсмическая активность в районе поселков Красный Лес, Озерове, Мигов. Направление эвакуации изменено. Повторяю: направление эвакуации изменено… Северная ветка железной дороги, линия Сухове – Верхний Болт. Сохраняется опасность с моря. До непосредственной воздушной угрозы остается около десяти часов. Повторяю…

Лидка споткнулась. Целую секунду думала, что упадет, но отец успел подхватить ее под мышку:

– Под ноги смотри…

Затряслась земля. Закачались фонарные столбы. Полетело оконное стекло. Зарево стало ярче.

«Я больше не могу, – отстраненно подумала Лидка. – Это же несправедливо… Мужчины и женщины в равных условиях… У кого-то ноги короче, у кого-то длиннее. Кто-то спортсмен… Кто-то старик…»

Вспомнились вязанные салфеточки на столе в той квартире, в которую они вломились на пути отступления.

«Естественный отбор», – сказал тогда Андрей Игоревич. Голос-то был его, но Лидка ни за что на свете не могла поверить, что Зарудный способен на такие жестокие слова.

«Те, кто ниже ростом, имеют больше шансов погибнуть в толчее…»

Ну, пока толчеи особой нет. Вот только идти так быстро Лидка долго не сможет… Но ведь и в толпе-то не сплошь здоровые мужики.