И даже такого, который хотя бы слышал о нем. Как и Моргана, «Багамалама‑Диндон» пришла из тьмы, совратила меня и исчезла.
Эти поиски не пробудили во мне никаких воспоминаний – ни туманных образов автоматов для игры в пинбол, ни внезапных проблесков длинных темных волос Морганы и ее бледной кожи. И быть носителем вовсе не означает иметь бледную кожу и облик с оттенком готики. Давайте будем реалистами. Моргана, скорее всего, просто изначально имела и то и другое, но даже не подозревала, что вот‑вот превратится в кровожадного маньяка. Если, конечно, не была тем, кем стал я – носителем. Но таким, который балдеет, превращая любовников в инфернов.
Как бы то ни было, с тех пор я ее не видел. И вот то немногое, что я помню. Я сидел в баре в Нью‑Йорке и думал: «Класс! Я сижу в баре в Нью‑Иорке». Наверное, та же мысль вертелась в головах множества недавно прибывших сюда первокурсников. Я пил «Багамалама‑Диндон», потому что сидел в баре под названием «Дом "Багамалама‑Диндон"». Так было написано на вывеске снаружи.
Рядом со мной уселась бледная женщина с длинными темными волосами и сказала:
– Что, черт побери, это за штука?
Может, ее вопрос спровоцировал плавающий в моем коктейле замороженный банан. Я внезапно почувствовал себя немного глупо.
– Ну, это коктейль, который подают здесь. Так сказано на вывеске у входа.
– Хороший?
Он был хороший, но я просто пожал плечами:
– Ага, сладковатый, правда.
– В нем есть что‑то женственное, тебе не кажется?
Мне казалось. Коктейль почему‑то с самого первого мгновения вызывал у меня смутное чувство смущения, замороженный банан подпрыгивал в такт музыке. Однако другие парни в баре, казалось, ничего не замечали, а все они выглядели очень круто в кожаных гетрах и прочих причиндалах.
Я утопил банан в коктейле, но он снова выскочил наверх. Не потому, что был такой надоедливый, просто удельная плотность замороженного банана ниже, чем рома и ананасового сока.
– Ничего не могу сказать насчет женственности, – сказал я. – По мне, он выглядит как парень.
Она улыбнулась, уловив мой акцент, и спросила, немного коверкая слова:
– Ты ведь нездешний, да?
– Да. Из Техаса. – И отпил глоток.
– Техас? Вот это да, черт возьми!
Она хлопнула меня по спине. За прошедшие два дня я уже успел понять, что Техас – это в некотором роде бренд. Быть из Техаса гораздо круче, чем из любого просто узнаваемого штата типа Коннектикут, или Флорида, или – ха! – Южная Дакота. Если ты из Техаса, тебя замечают.
– Я тоже хочу такой, – сказала она бармену, указав на мой «Багамалама‑Диндон».
Тот кивнул. Тут она и сообщила, что ее зовут Моргана.
Мы надирались коктейлями. В результате мои воспоминания о последующих событиях становились все менее отчетливыми. Но я помню, что у нее был кот, ТВ с плоским экраном, черные сатиновые простыни и характерная насмешливая манера говорить – и все. За исключением того, что, когда я проснулся на следующее утро, меня выставили из незнакомой квартиры, потому как ей срочно надо было куда‑то уходить, и вид у нее был при этом смущенный. Похмелье оказалось таким тяжелым, что я еле нашел дорогу домой. К тому времени, когда я добрался до общежития, у меня напрочь выскочило из головы, откуда начался мой путь.
Результатом этого происшествия стали вновь обретенная уверенность в общении с женщинами, медленно проявляющие себя супервозможности и тяга к мясу с кровью.
– Мы уже не раз обсуждали то, как я заразился, но я по‑прежнему ничем не могу помочь вам.
– Речь не идет о помощи мне, – жестко ответила доктор. – Ты не примиришься с болезнью, пока не найдешь источник своих бед. |