Городской гарнизон, спросонок не сразу понявший, в чем дело, уже подымался по тревоге. Пулеметные очереди начали полосовать воздух над мостовыми, заставляя наемников прижиматься к стенам зданий, нырять в подъезды, искать возможного укрытия.

— Не задерживаться! — крикнул Фрост. — Вперед, иначе они пойдут навстречу и сомнут нас!

Капитан продолжал мчаться во главе большого, непрерывно стрелявшего на ходу, отряда. Солдаты спешили, мчались во всю прыть, понимая, что на стороне противника большой численный перевес, и промедление смерти подобно.

— Долой Рамона-а-а!

С крыши ближайшего здания заговорил крупнокалиберный пулемет, а из-за угла высыпали защитники Женевьевы — то ли пехотинцы, то ли моряки, — Фрост не понял. Наемники попадали, залегли, начали отстреливаться, но против эдакой дряни, подумал Фрост, пытаясь попасть в пулеметчика и все время промахиваясь, много не навоюешь. Хоть бы у рамоновцев достало безрассудства пойти врукопашную — тогда, волей-неволей, убийственный огонь прекратится. Нельзя же, в самом-то деле, по своим палить…

Громкий удар и мгновенное шипение слева заставили Фроста покоситься, но сверху донесся удар еще более громкий.

Наемник повернул голову.

Пулеметное гнездо на крыше перестало существовать, обратилось клубком багрового пламени, окуталось настоящей тучей угольно-черного дыма…

Капрал Карр, оказывается, неплохо умел орудовать гранатометом!

— Отлично сработано, парень! — заорал Фрост. — Вперед, ребята!

Морская база — пирсы, казармы, склады, — располагалась вдали, на противоположном конце улицы, которую было бы уместней назвать проспектом. Красно-черное знамя коммунистического правительства развевалось, полоскалось, реяло на высоком флагштоке.

— Долой Рамона!

Стрельба набирала силу.

Над головами атакующих со свистом пролетела реактивная противотанковая граната. Фрост огляделся. Он уже потерял шестерых, а бой только начинался по-настоящему.

— Долой Рамона-а!

Сыпля очередями во все стороны, Фрост и его отборная группа бегом достигли стены, окружавшей базу. Принялись прыгать, подтягиваться, переваливаться на другую сторону. Рукопашная началась почти немедленно.

Наемник выпустил последние заряды, поспешно затолкал в CAR—16 новый рожок, изготовился. Начал выбивать нападающих коммунистов поодиночке, тщательно стараясь не зацепить кого-либо из своих случайным выстрелом. Руки работали почти независимо от сознания — сказывались долголетняя привычка, изобильный опыт, и отрешенность от любого мышления, наступающая в столь ожесточенной схватке.

Второй магазин тоже опустел.

Один из рамоновцев, вооруженный советским АК—47, чей неуклюжий, неудобный штык — единственная неудачная часть в безукоризненном автомате, подумал Фрост, — уже склонялся наперевес, попытался нанести капитану колющий удар в грудь. Отступив на полшага влево, наемник отразил выпад не стволом, как обычно поступают в подобных случаях, а движением приклада — личный прием Фроста, не раз выручавший в подобных обстоятельствах.

Встречный удар штыка угодил коммунисту под ложечку. Рамоновский боец переломился пополам, повернулся на месте и повалился наземь, Фрост опять ринулся вперед.

Самый ожесточенный бой шел у подножия высокой, довольно узкой башни, чью вершину венчал флагшток с черно-красным зловещим стягом. Наемник торопился к башне, расчетливо и метко выпуская оставшиеся пули, экономя их по возможности, отбиваясь штыком и прикладом, если позволяли обстоятельства.

Дюжина лично отобранных капитаном людей дралась подле башни против серьезно превосходившего численностью неприятеля.

Фрост видел, как лихо работал винтовкой и тяжелыми армейскими ботинками один из тиммонсовских англичан — солдат, за плечами которого были Родезия, Конго, Мозамбик, Латинская Америка…

Против этого человека, победить которого лицом к лицу казалось немыслимым, устремились двое коммунистов сразу.