Помимо воли, она поддавалась звуку этого нежного голоса, жадно вслушивалась, надеясь на счастье. Лицо ее осветилось улыбкой, но улыбкой такой еще грустной! Он взмолился:

 — Не грустите, Клотильда, вы не должны грустить. Просто не имеете на это права.

 Она взглянула на свои тонкие белые руки и серьезно сказала:

 — Пока эти руки будут моими, я буду грустить, Максим.

 — Отчего же?

 — Они убили человека.

 — Замолчите! — воскликнул Максим. — Не думайте об этом… Прошлое умерло, его больше нет…

 И стал целовать тонкие бледные руки, а улыбка ее все светлела, как будто с каждым поцелуем стиралось ужасное воспоминание.

 — Вы должны любить меня, Максим, вы должны, потому что ни одна женщина не будет любить вас так, как я. Чтобы сделать вам приятное, я шла на все, и пойду еще на что угодно, повинуясь не вашим приказам, а лишь вашим тайным желаниям. Я совершаю поступки, против которых восстает совесть и все мое существо, но не могу поступать иначе… все, что я делаю, совершается помимо сознания, только потому, что это может быть вам полезно, потому, что вы этого хотите… и я готова проделать это и завтра… и всегда.

 — Ах, Клотильда, — с горечью воскликнул он, — зачем я впутал вас в свою непростую жизнь? Надо было оставаться Максимом Бермоном, которого вы пять лет назад полюбили, и не представать перед вами тем, другим человеком… который я и есть на самом деле.

 — Я люблю и того, другого человека и ни о чем не жалею, — очень тихо произнесла она.

 — Нет, сожалеете о своей прошлой жизни, честной и открытой.

 — Когда вы здесь, я не жалею ни о чем, — горячо возразила она. — Нет больше ни вины, ни преступлений, когда мои глаза видят вас. И пусть вдали от вас я буду несчастной, буду страдать и ужасаться тому, что натворила! Ваша любовь заменит все! Я на все согласна! Но вы должны меня любить.

 — Я вас люблю не потому, что должен, Клотильда, но только лишь потому, что люблю.

 — А вы уверены? — простодушно спросила она.

 — Я уверен в себе так же, как и в вас. Вот только жизнь моя так бурна и стремительна, что не всегда удается посвящать вам столько времени, сколько бы хотелось.

 Эти слова взволновали ее.

 — А что такое? Новая опасность? Скорее же, скажите.

 — О, пока ничего страшного. И однако…

 — Однако?

 — Ну, в общем, он напал на наш след.

 — Шолмс?

 — Да. Ведь это он втянул Ганимара в ту историю в венгерском ресторане. Он же сегодня ночью поставил двух полицейских у дома на улице Шальгрен. Я это знаю точно. Сегодня утром Ганимар пришел обыскивать дом, а Шолмс был вместе с ним. Кроме того…

 — Кроме того?

 — Есть и еще одно: недостает нашего человека, некоего Жаньо.

 — Консьержа?

 — Да.

 — Но ведь я сама послала его утром на улицу Шальгрен собрать выпавшие у меня из кармана гранаты.

 — Вне сомнения, он попался в ловушку Шолмса.

 — Ничего подобного. Гранаты принесли к ювелиру на улицу Мира.

 

— Что же тогда с ним стало потом?

 — О, Максим, мне страшно.

 — Пока бояться нечего. Однако не скрою, положение осложняется. Что ему известно? Где он прячется? Его сила в том, что он один.