Русские рабочие в их глазах стояли не очень высоко. Они думали, что среди русских найдутся многочисленные скэбы — штрейкбрехеры.
Нужно ли говорить, что организованные в союз русские рабочие были бесконечно далеки от того, что о них думали некоторые тред-юнионисты.
Усилия Артема и его товарищей помогли трамвайщикам в их ожесточенной борьбе с самодуром директором Баджером.
«С этого момента, — по свидетельству секретаря русского союза Серешенинова, — мнение австралийских рабочих о русских радикально изменилось, и они вместо боязни стали абсолютно верить им. Например, для того чтобы пройти тот или иной пикет, достаточно было сказать слово «русский», как пропускали свободно, тогда как для рабочих других национальностей требовались пропуска».
«Блек фрайдей» («черная пятница») — так была названа эта всеобщая забастовка в Квинсленде. В дни забастовки события в Брисбене напомнили Артему дорогую родину. Полиция хватала и избивала забастовщиков на улицах Брисбена, когда те шли в рядах демонстрантов. Русские рабочие были в первых шеренгах, и им доставалось от полиции в первую очередь. Правительство штата и буржуазия, которые надеялись найти среди малоорганизованных русских рабочих штрейкбрехеров, были поражены их дисциплинированностью и организованностью.
Буржуазные газеты начали травлю русских эмигрантов. Расписывались басни о жестокости, делались чудовищные и нелепые предположения о том, что в Австралию приехали исключительно русские террористы, а не просто рабочие. В этой атмосфере клеветы и лжи, распространяемых о Союзе русских эмигрантов, можно было ожидать любой провокации.
Какая-то дама, сходя с трамвая, уронила завернутый в бумагу большой апельсин. Это вызвало в публике переполох; напуганные газетами обыватели подумали, что это бомба.
Гангстеры прессы подхватили «утку» и заявили, что русские уже бросили бомбу.
Русским эмигрантам угрожали выдачей царскому правительству. Но вся эта злобная кампания лопнула. Забастовка была выиграна. С тех пор русские рабочие стали пользоваться огромным уважением со стороны своих австралийских товарищей. А Артем уже выдвигал план организации в Квинсленде истинно социалистической рабочей партии.
Забастовка поглотила все средства союза. Издание газеты на русском языке пришлось временно отложить.
Что писал Артем о Толстом и о Горьком
Наступил 1912 год. Артем уже не работал на строительстве железных дорог. После «черной пятницы» он остался в Брисбене. «Меня принял довольно могущественный Союз береговых рабочих». Артем вошел в крепкую семью австралийских докеров.
Попытки организации марксистского кружка для коренных австралийских рабочих, в котором изучался бы исторический материализм и политическая экономия, встретили большие трудности. Заправилы Рабочей партии — лейбористы, всесильные в рабочем движении штата, косо поглядывали на деятельность Артема. Тем не менее вокруг него уже собралась группа австралийцев, которые готовы были создать партию нового типа.
В апреле Артем послал Екатерине Феликсовне Мечниковой в Москву большое письмо. Поражает в этом письме широта интеллектуальных интересов Артема, его своеобразный анализ явлений современной литературной жизни России. Откуда брались силы и время у этого измученного тяжелым физическим трудом грузчика, ведшего одновременно напряженнейшую работу партийного организатора и пропагандиста, для систематического чтения книг, получаемых с родины? Книги эти не просто прочитывались, но подвергались глубокому осмысливанию.
Артем писал: «…Книги Ваши я прочел. Есть таланты, которые не стареют. В 70 лет Бебель сохранил всю пылкость и страсть агитатора, какою он обладал в 25 лет. Он лишь прибавил к ней свою полувековую опытность. И Толстой до конца сохранил свой своеобразный и колоссальный художественный талант. |