|
Но про запас надо иметь вид мастерового. Вы знаете, что я по внешности хамелеон. Мое верхнее всегда меняется соответственно среде. Вы понимаете, приходится искать работу, а кто примет поселенца? Меня в Иркутскую губернию привезут, выпустят где-нибудь при волости, припишут к ней, выдадут паспорт «крестьянину из поселенцев», и иди, Федя, на все четыре стороны. Этим Иркутская губерния выгодно отличается от других губерний, вроде Енисейской, где поселение не такое старое и где не скоро выдают паспорт. Итак, пойду я на все четыре стороны, а где придется остановиться, не скажу, потому что и сам этого не знаю. Знаю только, что на месте не буду жить: первое соображение — то, что надо зарабатывать, а на месте поселения заработки, сами знаете, плохи. Остальные соображения Вам и без объяснения ясны. Отдыхать я уже потому не думаю, что надоело отдыхать за последние три года. К тому же для меня деятельность — самый лучший, освежающий и оздоровляющий отдых, а самая мучительная, тягостная и непосильная работа — бездействие. Буду ли я кочегаром, машинистом, слесарем, чем угодно, я буду отдыхать. А если труд будет связан с большими передвижениями, то я, как прирожденный бродяга, у которого эта склонность в крови, буду такой деятельностью вполне доволен…»
В конце января с группой других заключенных Артем был отправлен из Харькова по этапу в Восточную Сибирь. Короткие часы зимнего дня Артем проводил у окна вагона, всматривался в вечно меняющиеся картины родной природы. Степи сменялись лесами, равнины горами. Ритмично выстукивали свою непрерывную дробь колеса. «Какая огромная, богатая и нищая наша страна! — думал Артем. — Едешь сутки, недели, а дороге нет конца и края». Проплыл ставший родным Урал, потянулась Западно-Сибирская низменность. Рощицы чахлых березок — «колки», прикрытые снежным одеялом озера. Низко нависшее небо цвета серого арестантского сукна. В вагоне холодно, не греет собранная на воле одежка. Быстро проходит зимний день. Темно. Еле светит свеча в фонаре. Покачивается из стороны в сторону арестантский вагон. Надо уснуть, во сне легче переносится холод, быстрее текут часы. В Иркутск прибыли в феврале месяце. В Иркутской пересыльной тюрьме Артем вторично перенес тиф. Болезнь на этот раз прошла легко, температура высоко не поднималась. Артем лежал недолго. Вскоре стал выходить на прогулку и играть в шахматы. Ходил по тюремному двору, слегка покачиваясь, словно выпил лишнее. В Иркутской пересыльной тюрьме и в Александровском централе скопилось невиданно много этапников. Надежды на то, что скоро отправят дальше, мало. Надо терпеливо ждать своей очереди. Люди сидят здесь по нескольку месяцев. Как жил Артем в Иркутской тюрьме, об этом он сообщает своим теперь уже далеким друзьям в России. В Сибири Россией называют земли, лежащие на запад от Урала. Письмо Артема адресовано в Харьков Фросе Ивашкевич, которой он был бесконечно признателен за внимание, проявленное к нему при отправке: «Здравствуйте! Получил Вашу телеграмму, как именинный пирог, и тогда же повестку на 15 рублей. Посылки пришли до моего прихода в тюрьму, и их отправили обратно. Я долго не писал. По дороге истратил марки и открытки… Никому до сих пор не писал… Напишите сестре об этом. Я не знаю еще, как долго пробуду в Иркутске. Меня, как и всех, отправляют в Киренский уезд. Он самый северный, смежный с Иркутской областью. Размерами площади превосходит Францию. До отправки буду сидеть в селе Александровском Иркутской губернии. Центральная пересыльная тюрьма. Пришедшие со мной харьковцы уже назначены. Я пока нет. Сейчас меня отправляют в Александровское. Там будем ждать партии на Лену. Первая очередная партия идет в мае, вторая — в августе. Но между ними назначаются экстренные, если ожидается много народу. Весьма возможно, что уже в первую партию не попаду. Очень много уже назначено раньше, и Александровская пересыльная уже заполнена. |
