К моему удивлению, его коллега остался невозмутим. Ну, сейчас мы быстро выясним причину его невозмутимости.

— Теперь ты, — обратился я уже к нему.

Тот сделал большой шаг вперед, оказавшись впереди первого вестника, принесшего такую важную и радостную новость:

— Господин де Койн, его королевское величество Готом пленен, и сейчас на полпути по дороге сюда!

Господи, как приятно получить с самого утра такие грандиозно радостные новости. И я бы вскочил на своей постели и попрыгал на ней, громко и радостно крича, и плевать на всех, если бы не больная нога, вынудившая меня вести себя прилично.

Глава 22

Его королевское величество

Дорога на третий этаж далась с двумя остановками на отдых. Радовало одно: ковровая дорожка, покрывавшая мрамор лестничных пролетов, не давало костылю соскользнуть.

Вот, наконец, и двустворчатые двери, ведущие в необходимую мне комнату. Коридор тоже на всю ширь был застелен ковром с затейливым геометрическим орнаментом и довольно высоким ворсом, приглушающим стук костыля.

У двери дежурили двое высоченных гвардейцев, и несколько таких же верзил расположились в холле напротив. Там же находились и еще чуть ли не дюжина человек, вскочивших при моем появлении. Все они были людьми Кенгрифа Стока и Анри Коллайна, и как только эти ведомства ответственность делят? Ладно, не мои проблемы.

Его величество король Готом IV выглядел весьма неважно. Он и раньше-то особой статью не отличался, а сейчас от него и вовсе остался только его выдающийся во всех отношениях нос. Ничего неудивительного в этом нет, никому не пожелаешь оказаться в его положении, и дело даже не в том, что он оказался в плену.

Вообще-то я мог и сам бы занять один из кабинетов дворца, чтобы затем приказать привести Готома, чтобы он предстал пред моими грозными очами. Но так у нас уже по разу было, когда мы по очереди оказывались друг у друга в плену, а вести в счете почему-то совсем не хотелось.

Кивком головы отослав дежуривших в комнате стражников, я подошел к окну, из которого открывался отличный вид на гавань. Готом продолжал безучастно сидеть, положа руки нас стол и вертя в пальцах ручку.

Ручка, кстати, была со стальным пером, одним из самых первых моих внедрений технического прогресса в этом мире. По комнате плавал запах сургуча, которым он совсем недавно запечатал лежавшее перед ним на столе письмо.

В кабинете, помимо запаха сургуча, было довольно душновато, и я распахнул одно из окон вовсю ширь. В комнату ворвались запахи зелени и близкого моря, и король Трабона повел носом, тоже почувствовав их.

И чего держать окна закрытыми, ведь дело даже не в том, что третий этаж, а потолки здесь высокие, метров пять-шесть… Готом — не беглый каторжник, и не наконец-то пойманный душегуб, и у него свои понятия о чести.

«Ну, говори же, наконец, зачем хотел меня увидеть?» — подумал я, глядя на по-прежнему сидящего без движения Готома. Не так давно я страстно желал его увидеть, желал больше всего остального на свете, а сейчас, когда мы встретились, мне даже нечего было ему сказать.

Словно услышав мои мысли, король Трабона произнес тусклым, бесцветным голосом, в котором не было даже тени каких-либо эмоций:

— Господин де Койн, у меня к вам просьба…

Сначала я, было, подумал, что просьба его будет касаться письма, лежавшего перед ним на столе, которое необходимо кому-нибудь передать, посмотрел на него. Уловив мой взгляд, Готом покачал головой — нет.

Ну а что же еще тогда? В живых ты останешься, тебя сошлют на аналог Святой Елены в этом мире, и будут тщательно охранять.