Причем я видел его уже не в первый раз, и иногда самой последней мыслью перед тем, как уснуть, было желание не увидеть его снова.

Мне снилось, что Яна стоит на краю бездонной пропасти, протягивая ко мне руки и умоляя о помощи. А я, находящийся от нее буквально в нескольких шагах, не могу сдвинуть с места налившиеся свинцовой тяжестью ноги и тянусь к ней, тянусь изо всех сил… Мне не хватает лишь несколько сантиметров, чтобы ухватиться за нее, отбросить от края бездны, а она наклоняется назад все больше и больше, и глаз ее полны мольбы…

Я рывком сел в постели и оглядел комнату. В спальне стоял полумрак, свет проникал сквозь не зашторенные огромные окна от фонарей, освещавших расположенный сразу под окнами сад.

«Как хорошо, что все это всего лишь сон, — облегченно подумал я. — Всего лишь сон».

Рядом в постели зашевелилась Яна, устраиваясь поудобней, затем снова уснула с мечтательной улыбкой на лице. Глядя на ее улыбку, я улыбнулся сам. Вероятно, ей снится, как она открывает бал в новом дворце.

Последний месяц Янианна только о нем и говорила.

Все же мне от нее немного досталось:

— Нет, — сказала она, — внешне он выглядит так, что дух захватывает от восторга.

И к его внутренней отделке при всем желании не придерешься. Ну, почти не придерёшься. Но кое-какие мелочи можно было бы и изменить.

И она с энтузиазмом принялась воплощать свои идеи в жизнь. Затем ей пришла мысль устроить в нем бал.

Наверное, полстолицы уже побывало на том месте, с которого она впервые увидела замок, чтобы самим встретить рассвет и полюбоваться игрой света на стенах дворца, а не выслушивать чужие восторги.

Но в самом дворце никто еще не бывал, и всех мучил жгучий интерес: так ли он красив внутри, как и снаружи?

Сам не понимаю, как мне удалось сохранить строительство дворца втайне от всех. Ну, не совсем, конечно, в тайне, слишком уж недалеко он от столицы, но все считали, что я строю себе пристанище на самый крайний случай, этакую неприступную цитадель. Кстати, Анри Коллайн, когда я объяснил ему задачу, сам и распустил такой слух. Причем для достоверности слегка поиронизировал над моим якобы бзиком, негодяй.

Здесь я слегка покряхтел, вспомнив, во сколько мне обошлись маскировочные сети, чтобы прикрыть строительство от слишком любопытных взглядов.

Снова улыбнувшись своим мыслям, и немного полюбовавшись показавшейся из-под покрывала ножкой Яны, я лег. Полежал, глядя на неразличимый в полумраке высокий потолок, размышляя на тему: как Яна отреагирует на кое-какие мои действия, все равно ведь проснулся.

И когда совсем уже убедил себя, что отреагирует положительно, краем глаза уловил легкое шевеление тяжёлой портьеры на одном из тех окон, что выходили во внутренний двор с бьющим посередине его фонтаном.

Откровенно говоря, скульптурная композиция фонтана мне не нравилась.

Подумаешь, восемь одетых в одни набедренные повязки атлетов с гипертрофированной мускулатурой, поддерживающих нижнюю чащу фонтана, которых всего три.

Нельзя что ли было поставить там местных нимф или наяд расположить, обнаженных, как им и положено быть, их в тутошней мифологии тоже хватает. И пусть бы они не держали чащу, не женское это дело, тяжести таскать, но ведь можно было как-нибудь и по-другому вопрос решить. И за что, спрашивается, создателю этого бассейна деньги были плачены тогда, почти триста лет назад, когда обнаженное тело не было еще запретом на скульптурах и картинах?

На мое возмущение Яна, даже не дослушав до конца, заявила:

— Знаем мы, кого бы ты хотел увидеть на их месте!

Затем принялась рассматривать фигуры атлетов с подчеркнутым восхищением, сложив ладони перед грудью, и произнеся слово «ах», то ли два, то ли аж целых три раза.