Он коснулся её рукой.

— Разве она не всегда так выглядит?

При его вопросе я нахмурилась.

— Ты никогда не касался травы прежде?

— Я думаю, что касался, когда был маленьким. Но я не помню. — Он коснулся её рукой снова так нежно, что у меня сжалось сердце. — Я только хотел один раз прикоснуться к ней. Я не буду выходить из своей комнаты снова, Идика. Я бы попросил разрешения. Простите меня. — Он опустил голову вниз.

Я хотела протянуть руку и дотронуться до него снова, но я знала, как он это ненавидит.

— Ты не должен спрашивать моего разрешения, Ашерон. Ты можешь приходить сюда в любое время. Ты свободен сейчас.

Он посмотрел на свою ладонь, на которой стояло клеймо раба, затем сжал её в кулак.

— Идикос сказал, что король заставил его пообещать, что я никогда не буду выходить из дома.

От его сообщения я в изумлении посмотрела на него.

— Ты был заперт в своей комнате с прибытия на Атлантиду?

— Не всегда. Когда Идикос возвращается из поездки, я приветствую его в приемной. Я всегда первый, кого он хочет видеть. Иногда Идикос приковывает меня цепью за лодыжки в своем кабинете или к его кровати. И ночью я хожу в столовую и в танцзал, когда у нас праздник.

И каждую ночь он спал в постели Эстеса. Он уже рассказал мне так много.

— Но ты никогда не был на улице?

Он посмотрел на меня, затем отвел глаза. Это Эстес научил его так делать, так как очень многих людей отталкивали его переливающиеся серебром глаза.

— Мне разрешают сидеть на балконе между клиентами, чтобы моя кожа не была настолько бледной. Меара даже позволяет мне есть там иногда.

Я узнала от него, что Меара была той служанкой, которая написала мне и которая помогла ему убежать. Она была самой доброй из его сторожей и единственной, кто проверял, что он поел и было ли ему удобно… когда он не развлекал. Другой вещью, которую я узнала от него, было то, что Эстес использовал еду для контроля над ним.

Ашерон ел только тогда, когда он доставлял удовольствия другим. Сколько, зависело от того, сколько клиентов он видел в этот день и насколько они были довольны им.

Сама мысль претила мне.

— Ты любишь Меару, не так ли?

— Она всегда добра ко мне. Даже когда я плохой, она не причиняет мне боли.

Плохо. Эстес объяснил, что каждый раз, когда клиенты были грубы с Ашероном, они оставляли отметины на его теле. Ашерон должен был их ублажать всеми способами, которые им вздумается, и если они захотят грубости, он позволит им это, иначе его накажут. Если он не позволит им причинить себе боль, клиенты будут недовольны, и Эстес накажет его вдвое сильнее за то, что не дал им того, за что они заплатили. Ашерон ничего не мог с этим поделать.

Я сжала свои руки в кулаки, только чтобы не коснуться его. Я просто хотела обнять его и держать так до тех пор, пока ночной кошмар, которым зовется его жизнь, полностью не исчезнет из его памяти.

Но каким образом? Как я могла дать ему понять, что он был в безопасности? Что никто не будет трогать без его явного соизволения? То, что он был свободен, чтобы принимать свои собственные решения и что никто не будет бить и обзывать его?

Или прогуляться за пределами, чтобы почувствовать траву под ногами?

Это отнимет много времени.

— Я возвращаюсь в свои комнаты. — Я указала на двери, ведущие в мои покои. — Вы можете находиться здесь столько сколько пожелаете. Если проголодаетесь позовите Петра, это высокая пожилая женщина, встречавшаяся вам по прибытию, и она приготовит вам все что пожелаете.