Тори сжала руку богини, чтобы показать ей, насколько искренней она была.

— Я сделаю для этого мужчины все, что угодно. — Аполлими улыбнулась.

— Я думала, что твоя кузина Гири будет той, кто освободит моего мальчика. Но в тот момент, когда я впервые увидела тебя, тебе тогда было лет десять и ты мешалась на раскопках моего храма в Эгейском море, я поняла, что ты и есть та единственная, именно поэтому я и не позволяла никаким другим мужчинам прикасаться к тебе.

Она накрыла руку Тори своей и крепко сжала.

— Сотерия. Хранительница Атлантиды, которая не сошла с выбранного пути, даже, несмотря на мою злость, которая боролась за то, что любила больше всего на свете. Ты оказываешь честь своей тезке.

Аполлими сняла ожерелье со своей шеи и положила его Тори на ладонь.

— Когда ты будешь готова бороться за него, прижми это к своему сердцу и получишь силу богини. Навсегда.

Тори держала в руке ожерелье и разглядывала красный клубящийся дым в полупрозрачном камне. Благодарная за такой подарок, она обняла Аполлими.

Богиня была ошеломлена объятием — никто не прикасался к ней с такой любовью со дня, когда был зачат Апостолос. Закрыв глаза, она прижала девушку поближе.

— До тех пор, пока ты будешь добра к нему, ты всегда будешь моей дочерью. Если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобиться, просто позови меня и я тебе отвечу.

— Я не позволю больше ничему плохому с ним случиться, обещаю. — Аполлими поцеловала ее в щеку прежде, чем отойти.

— Тогда иди к нему, Сотерия. Он очень нуждается в тебе.

Кивнув, Тори отошла на шаг назад и прижала камень к груди. В тот момент, когда она сделала это, обжинающая боль пронзила Тори насквозь.

— Оу! Вы не сказали мне, что это очень больно. — Аполлими пожала плечами.

— Рождение всегда болезненно, особенно когда речь идет о перерождении.

Она не шутила. Тори чувствовала, как что-то кромсало ее изнутри. Чувствуя тошноту и головокружение, она моргнула, пытаясь прогнать темноту, которая была такой угнетающий, что даже ослепляла.

В следующее мгновение она поняла, что снова находиться в руках Эша.

Он сидел на полу, прижав ее к себе, щека к щеке. Он качал ее и шептал на ухо.

— Пожалуйста, Тори не умирай. Пожалуйста, не оставляй меня одного. Я не хочу жить без тебя…

Эти трогательные слова едва не задушили ее, но что поразил Тори еще больше, так это влажность его щек.

Он плакал.

По ней.

Подняв руку, Сотерия провела пальцами по его подбородку. Ашерон дернулся с испуганным вздохом.

— Сотерия?

Она кивнула, а затем почувствовала голод, о котором упоминала его мама. Он опалил ее невероятной свирепостью, от которой ее резцы тут же удлинились.

Решительно она встретилась с ним взглядом.

— Позволь мне остаться с тобой, Эш.

Ашерон перестал дышать, когда до него дошло, о чем она просила. Что ей было нужно. И впервые за все свое вечное существование, он был готов пролить кровь, чтобы дать ей жизнь.

— Ты уверена? — Она кивнула.

Ашерон убрал свои волосы в сторону и подставил для нее свою шею. Закрыв глаза, он подготовился к боли, которую принесет ее укус, к ненавистному ощущению ее дыхания у него на шее, пока Тори будет есть.

Сотерия помедлила, почувствовав, как Ашерон напрягся. Ей потребовалась секунда, чтобы понять почему. Эш не выносил, когда кто-то дышал ему в шею, и, тем не менее, он сидел и предлагал ей себя, при этом не жалуясь и ничего не говоря. В этот момент, она еще больше влюбилась в него.

Благодаря своим новообретенным ощущениям, Тори узнала, что его шея не единственное место, откуда она могла поесть…

Эш открыл глаза, когда Тори вдруг отодвинулась от него.