Изменить размер шрифта - +
Это только начало. Война куда страшнее того, что так любят в ней рыцари, – рыцарского великолепия, желания совершать подвиги, проявляя отвагу. Но пока войско выступало во всем блеске: развевались знамена, вышагивали, поднимая пыль, тысячи и тысячи ног, гарцевали конники, сверкали на солнце доспехи рыцарей, звучала громкая музыка, бой барабанов и переливы флейт. О, мусульмане должны понять, какая сила на них движется! Пусть же поспешат доложить об этом своим командирам, а тех и Аллах не спасет!

И тут Мартин с Эйриком смогли убедиться, насколько точными были приказы Ричарда, как беспрекословно они выполнялись.

Колонна крестоносцев была выстроена так, что рыцарская конница – гордость и основная сила франкских рыцарей – двигалась в окружении пехоты и лучников. И как только начался обстрел, пехотинцы загородили конников и обозы своими огромными щитами, а лучники, укрывшись за ними, стали посылать ответные стрелы. Тетивы звякали повсюду, рой стрел уносился в сторону сарацин, а те все кружили, явно рассчитывая, что конные рыцари ответят на их атаку и выедут с копьями наперевес, как бывало в прежних кампаниях. Но ничуть не бывало! Конники не нарушали строй, а выпустившие свой заряд лучники отступили, дав сделать очередной выстрел тем, кто уже ожидал со стрелой на тетиве. Ожидали своей очереди и арбалетчики. Но их болты стоили дорого, и было решено, что арбалетчики проявят себя только в самом крайнем случае. Впрочем, это пока не понадобилось. Не в силах разорвать колонну, легковооруженные сарацинские конники, обстреливаемые без передышки, предпочли отступить. Над войском крестоносцев прогремело гордое «Ура!».

Да, кампания была продумана основательно. Крестоносцы показали себя во всем блеске: неразберихи, присущей войску, набранному из крестьян и домашних слуг, тут не было, командиры исправно выполняли приказ не размыкать строй и продолжать продвижение. И это несмотря на то, что многие почувствовали на себе меткость сарацинских лучников. Но добротные доспехи уберегли их от ран, и солдаты продолжали идти, утыканные стрелами, точно дикобразы. При этом они пели:

Когда труба зовет в поход, Не время для утех.

Иерусалим нас всех зовет!

Наденем же доспех.

Мартин ехал в колонне на саврасом. Он был облачен в прочный кольчатый доспех и шлем-топхельм, закрывающий голову до плеч и покрытый бело-зеленой куфией, которая защищала от перегрева; его длинная котта поверх доспеха была светлой, а на груди красовался герб Фиц-Годфри – оливковая ветвь, а также герб Иерусалимского королевства – большой червленый крест, окруженный четырьмя малыми крестами. Королю Гвидо в этом походе было позволено идти под знаком Иерусалимского королевства.

Гордый, что его титул в походе все же признали, Лузиньян ехал, окруженный своими щитоносцами и сержантами; над ним трепетал шелк развернутых знамен. Но поручено ему было не самое опасное место в колонне – со своими отрядами он должен был охранять двигавшийся ближе к берегу моря обоз с кухней, пожитками и палатками для стана. По приказу Ричарда под командованием Гвидо де Лузиньяна находились его земляки, рыцари из Пуату, пехотинцы и лучники, а также сирийские бароны Иерусалимского королевства: облаченный в новенькие доспехи юный мечтатель Онфруа де Торон, принц Юг Антиохийский, граф Реджинальд Сидонский и прославленный Балиан Ибелин. Последний был не очень доволен тем, что оказался под командованием Гвидо, и держался от него в стороне. Такое неприязненное отношение знаменитого защитника Святого Града смущало Гвидо и держало его в напряжении. Ему казалось, что он даже через свой покрытый голубой куфией шлем чувствует на себе недовольный взор Ибелина, вынужденного подчиняться ему.

– Как думаешь, будет он покорен? – обратился Лузиньян к ехавшему рядом с ним Мартину. – Согласится ли вновь видеть во мне иерусалимского повелителя?

Мартин только пожал плечами. Это не его забота.

Быстрый переход