Древние учат, что человек должен принимать решение в течение семи вдохов и выдохов. Я не человек. Я дракон. Я принял решение сразу. «Принял решение» — это, конечно, громко сказано, на самом деле просто сработал на автомате. Сделав длинный кувырок, добрался до зарывшегося в керамзит кольта, выкрикнул короткое, но верное проклятие и разрядил всю обойму в замахнувшегося на Варвару демона.

Пули из мягкого благородного металла не могли, разумеется, причинить удам-тугенну большого вреда, они и не причинили, расплющились на стальных листах его кирасы. Зато высвобожденная из них Сила благодаря моему проклятию создала Нарезной Винт, который, кромсая и смешивая пограничные области Пределов и Запредельного, в доли секунды разорвал монстра на куски. Что стало с теми фрагментами, которые закинуло в Запредельное, не знаю и знать не хочу. А те, которые остались в Пределах, осыпались в бесформенную кровавую груду, которая тут же занялась тусклым пламенем, но разгореться отчего-то не сумела и стала дымно тлеть.

Такой успех меня не слишком удивил, удивило другое. Кровь у конченного мною удам-тугенна оказалась — вот же колдовские причуды! — точно такого же цвета, как и у человека, — алой. Меня это, признаться, даже немного смутило. Хотя и понимал умом, что кровь эта самого дремучего-предремучего происхождения и к тому же никакая не живая, но всё одно — как так вот смутило. Однако быстро, чтоб не расползлось, пробормотал, поцеловав большой палец, магическую присказку:

Красная акварель течет из ран ножевых.

Смерти не существует там, где не сыщешь живых.

И отпустило.

А между тем Варвара, очень грамотно воспользовавшись моей помощью и временным смятением врага, вырвалась из окружения и во всю прыть побежала к стене. Благополучно добралась до неё, обезопасила тыл и встала в боевую стойку Левосторонний Бык. Устремившиеся за ведьмой монстры, поначалу сбились в кучу, но потом исправились: рассредоточились, восстановили строй и вскинули мечи.

Положа руку на сердце, я думал, что Варваре не продержаться и нескольких секунд, и приготовился лицезреть нечто страшное. Каково же было моё удивление, когда увидел, что она, умело чередуя кварты с терциями и мандритты с реверсами, достаточно уверенно справляется с натиском. Возможно, ей помогало то, что удам-тугеннов было много, и они волей-неволей мешали друг другу. Или то, что арсенал их фехтовальных приёмов был крайне скуден: ударил сверху вниз, прикрылся щитом, опять ударил, прикрылся, ударил и так дальше с тупой монотонностью. А может, просто Варвара была классным, даже первоклассным бойцом. Как бы там ни было, но она здорово держалось. Хотя, конечно, и было понятно, что рано или поздно умается, и тогда дело для неё уж точно примет скверный оборот.

Что касается меня, то я, пребывая в лёгкой растерянности, пытался сообразить, что делать и как поступить. Ум подсказывал: Тёмные выясняют отношения, ну и пусть себе выясняют, не вмешивайся. А сердце говорило: надо дамочке помочь. С одной стороны, мне было на руку, чтоб удам-тугенны одолели ведьму и спасли хомма, а с другой — не мог я отбросить симпатию к Варваре. А симпатия, чего уж тут скрывать, имела место быть. Ведь у нас с ней «было», а у меня «было» никогда не случается, если женщина мне не симпатична. Я же не зверюшка какая.

Скорее всего, сердце бы в очередной раз одержало сокрушительную победу над умом. И потому что Варвара уже была мне не чужой, и потому что не люблю, когда кого-то одного уродуют толпой. Виновата ли жертва, права ли — не важно. Не люблю. Противно это моей натуре. Так что да, сердце, скорее всего, взяло бы верх. И слава Силе. Жизненный опыт подсказывает, что сердце на поверку всегда умнее ума оказывается. Правда, чем бы я в таком случае Варваре сумел помочь, знать не ведаю.