— Но главное все же, чтобы костюмчик сидел.
— Вы так думаете, Потап Епифанович?
— Да, есть такое выражение, уж не помню откуда. Старею, не молодею, слаб стал на память.
— Но зато новая рука работает у вас что надо, — подхваливает Герман. — А уж про новые ноги я вообще молчу. Как вы намедни сигали с «вертушки» на палубу? Молодые, выносливые позавидуют!
— Правда, Герман? — совсем расплывается Епифаныч. — Так, может, мне это... Войти тебе в подчинение в качестве молодого и славного пополнения?
— Еще чего, не хватало плодить в команде нездоровую конкуренцию.
— Почему же нездоровую? Очень даже здоровую. Так, ты уже облачился? Ну, теперь давай кое‑что проверим. — Майор Драченко обходит большущий стол и извлекает на свет божий девятимиллиметровый пистолет‑пулемет «клин».
— Э‑э, без шуточек! — отодвигается Герман.
— Не боись, солдат, — убежденно советует Потап Епифанович, снимая предохранитель и передергивая затвор. — Сделаем все без шуму и пыли.
— Епифаныч, учти, я буду обороняться! Сервомотор штука серьезная!
Однако майор Драченко совершенно не шутит. Пистолет‑пулемет грохочет в маленьком помещении не хуже зенитки. Причем не единократно — очередью. Вокруг дождь из гильз и визг переотраженных куда‑то пуль.
— Епифаныч! Убью! — орет Герман и бросается вперед. Экзоскелет надет на него не полностью, так что движению не могут помочь искусственные икроножные мышцы, основанные на памяти металла.
— Все! Все, солдат! — вскидывает руки Потап Епифанович. — Как ощущение?
— Какое к черту ощущение! — Герман вне себя. — Если бы не твой преклонный возраст, майор, я бы...
— Уймись, Герман Всеволодович, уймись, — подмигивает бывший командир наемников, а ныне представитель таинственного Центра Возрождения, — Как ощущения, спрашиваю?
— Ты что, Епифаныч, очумел? Я только намедни испытывал эти прелести на «Купере». Ты тут в тылу отсиделся, а я...
— Ну и как, ощущения совпадают с «куперовскими» на сто процентов? — как ни в чем не бывало интересуется майор Драченко. — Или все‑таки имеются отличия?
— Епифаныч, не шути с огнем, сейчас я тебя пошлю. Я за себя не ручаюсь.
— Нет, все же как тебе? — продолжает любопытствовать Епифаныч. — Больнее? Комфортнее? Как? Нет, правда? Что, не понял пока? Может, мне дозарядить и повторить?
— Издеваетесь, майор? — Герман все еще кипит, а организм гонит по крови повышенные порции адреналина, так что ему покуда не до сравнения ощущений.
— Почему — сразу издеваюсь? Я провожу демонстрацию и проверку снаряжения нового вида, только и всего.
— Только и всего?!
— Конечно, Герман. И все‑таки, как ощущения? Видишь ли, в ТТХ утверждается, что этот новый «панцирь» прочнее тех, что вы использовали ранее, не просто в разы, а в десятки раз. Потому и интересуюсь. Ты что‑нибудь почувствовал? Давай, снимай. Поищем синяки, ссадины.
— Ну, Епифаныч, у вас и шуточки! — ворчит Герман. — Точно решили занять мою штатную должность. Травмируете командира отряда перед важнейшим заданием.
— И тем не менее, лейтенант Минаков, мне все же не ясно, как восприняты пулевые попадания вашей доблестной плотью?
— Нет, правда, требуются показания? Или вы все шутите?
— Какие шутки могут быть с настоящим патронташем, а? Я ведь не холостыми стрелял. Калибр девять миллиметров, скорость пули на столь плотном расстоянии, как положено, четыреста пятнадцать метров в секунду. |