— Только прими решение, и все. Они специально обрабатывают тебя. Всех вас! Вы должны быть тупыми ослами, вот вы такие и есть. Но! — Тип с «кузькиной мамой» доверительно наклоняется. — Ты не просто потребитель. Ну, так они тебя называют, а потреблять‑то особо нечего. Все вкусности наверху. Так вот, в твоей власти заткнуть их лживую пасть. В общем, прилазь послезавтра в семь (да не утра, не боись) к памятнику Пушкину (ну да, за площадью Ленина, то бишь Бендеры). Не пожалеешь. Покажешь вот это, — и что‑то мягкое в руку.
— Что за фигня? — говоришь ты, пялясь в кожаный значок на закрутке с изображением большущего молотка в еще большем кулаке.
— Это знак принадлежности. — И майка с «кузькиной мамой» испаряется.
3
Примерка брони
— Дело вообще‑то нехитрое, потому как воевать вам придется с «железяками». — И Потап Епифанович улыбается шире солнца. — Твоему «Пульсару», Герман Всеволодович, это просто семечки. Вы с авианосцем справились, причем в худшем, чем нынешнее, снаряжении.
— Ну, авианосец, пожалуй, был все‑таки не в своей среде обитания, — пытается возражать Минаков, и возражать, понятное дело, не по конкретной фразе, а по сути дела. Хотя ведь понятно, что нет никакого резона возражать, если уже сам давно согласился на выполнение нового задания, в чем бы оное ни заключалось. А потому стоит просто поддакнуть обожаемому начальнику. Однако командир нижнего звена в момент постановки задачи сверху обязан ворчать. Так принято. — И что значит воевать с «железяками»? Это с танками, что ли?
— Не смеши, Герман Всеволодович, если б дело шло о такой мелочевке, я бы опасался, что вы соскучитесь, ведь танки для «Пульсара» тоже дело пройденное. Слышал от господина Шикарева, как вы с ними разделывались в Африке, еще в период моей болезни, Так правда это или врут люди?
— Значит, в деле даже не танки, — вздыхает Минаков. — Что‑то еще похуже. Интересно бы ведать, что?
— Не мучайся, лейтенант. Против вас будут всего‑навсего роботы. — Теперь майор Драченко улыбается примерно как звезда Бетельгейзе, которая, как известно, неохватней Солнца ровно в триста раз.
— Ух ты, господи боже! — присвистывает Герман. — Это как, шуточки такие или умники Центра уже изобрели Машину Времени? Решили с нашей помощью погонять Терминаторов грядущего.
— И, кстати, не смейся, Всеволодович, — демонстрирует не отличный от настоящего, но все же пластиковый указательный палец майор Драченко. — Все почти так и есть. То, что отрабатывается в обороне интересующего нас в качестве цели объекта, когда‑нибудь вполне может встать на поток. Так что вам карты в руки, Герман.
— Эге‑ге, Епифаныч, меня начинают терзать смутные сомнения. Не решил ли наш доблестно‑таинственный Центр подработать «новых» долларов на стороне? За наш счет, разумеется. Мы, значит, должны участвовать в испытании новаторств янки? А в зависимости от этого они пустят или не пустят данную технику на конвейер, так?
— Ба, лейтенант Минаков, вы столь догадливы, что я начинаю подумывать, не произвести ли вас в капитаны или даже майоры, минуя промежуточные ступени. По типу случая с малоизвестным космонавтом Гагариным, коему некие достаточно смелые исследователи приписывают первенство космического полета, обгоняющее общепризнанное демократической общественностью лидерство Гленна.
— Ну вот, Потап Епифанович, у вас после госпитализации начала прогрессировать мания величия. Теперь вы приписываете себе полномочия по присвоению очередных и даже внеочередных воинских званий. |