Чтобы сделать приятное хозяину я, в конце концов, купил за пятнадцать УРОДов «пыхкалку» с термобатареей. Никогда я не был наркоманом, но среди массы бесполезных предметов, выставленных в магазине Пожирателя, «пыхкалка» являлась наименее бесполезной. Во всяком случае, она оказалась бы востребована практически на любой цивилизованной планете. В последние годы стало модно не курить легкие наркотики, а «пыхкать» их. Другими словами, использовать для вдыхания не продукты горения, а выделившийся в результате возгонки без доступа воздуха газ. Потому «пыхкалки» разного вида и конструкции стали весьма популярны среди публики известного сорта.

Сбагрив мне наркоманский прибор, Пожиратель Бесконечности впал в состояние, близкое к эйфории. Он и до того был энергичен, теперь же буквально светился изнутри, разве что искрами не сыпал:

– Идемте скорее, господин Мпепедо! В соседнем секторе сейчас начнутся торги рабами! Давайте продадим вам парочку рабов?!

В чем я совершенно не нуждался, так это в рабах. Однако бывшая скамейка Юпса, а ныне великий и ужасный Пожиратель Бесконечности, гнул свою линию:

– Пойдемте, посмотрим! Вдруг что-то интересное попадется!

Я дал себя уговорить, и капо капитале повел меня чередой мрачных помещений в соседний сектор. Несколько полутемных отсеков, наполненных спертым воздухом, в сумраке которых копошились человекоподобные твари…

Повелитель вывел меня в широкий коридор, разделявший Корабль дураков на так называемые внутренний и внешний радиусы. Коридор шел внутри громадного тора, образовывавшего станцию, нигде не разрываясь. В стародавние времена, когда Корабль дураков являлся еще Авиценной, сей коридор служил главной транспортной магистралью этого астроинженерного сооружения. Теперь же проложенный в нем монорельс частично оказался разобран, а многие электрические и воздушные коммуникации, проложенные вдоль стен и под потолком, безжалостно вырезаны или оборваны. Коридор служил границей между секторами. С одной его стороны находились помещения, которые контролировал Пожиратель Бесконечности, а с другой – какой-то другой придурок, имени которого я не знал.

Воздух в коридоре оказался несколько чище, но только чуть-чуть. С непривычки голова у меня закружилась. Я постарался сразу напрячь внимание, дабы ничего не пропустить: на Корабле дураков расслабляться не следовало ни на минуту. Посреди коридора стояла колоритная пара мужчин с одинаковыми татуировками на предплечьях левых рук – очевидно, члены конкурирующей банды. На поясах у них висели какие-то железки, которые я бы классифицировал как обрезки арматуры – это было оружие татуированных воинов. Завидев Пожирателя, оба осклабились и обратились к нему на каком-то неизвестном мне диалекте. Пожиратель что-то ответил недобрым молодцам, кивнул в мою сторону, видно, объяснил, что ведет меня в соседний сектор на торги рабами, и мы беспрепятственно миновали кордон.

Миновав узкий тамбур, мы прошли в отсек, служивший некогда прогулочной галереей. Он был настолько длинен, что в нем угадывался изгиб тороидального корпуса станции. Стена напротив входа была занята тремя большими окнами, из которых открывался прекрасный вид на космос. Корпус орбитальной станции черной стеной выделялся на фоне рассыпанных по небу звезд. Раньше, когда наружная подсветка Авиценны еще работала, вид из этих окон, должно быть, поражал своим величием. Идиоты, гении и поэты, рассевшись в креслах, испытывали, видимо, немалый терапевтический эффект от его лицезрения. Теперь же, когда подсветка приказала долго жить, картинка за бортом сделалась мрачной и даже угрожающей. Черный борт орбитальной станции можно было с полным основанием счесть символом беды.

Посреди галереи вокруг высоких металлических ящиков из-под опреснительных картриджей – откуда только они здесь появились? – толпилось человек пятьдесят разношерстного люда.