Мы шли по короткому коридору, из которого можно попасть в зал отбытия в зону отлета. Там гудел человеческий поток, чувствовалось движение. Здесь же было тихо, безлюдно и даже как-то интимно.

Моя новая знакомая неожиданно остановила меня и, притиснув к стене, прижалась всем телом:

– Эй, русский, да ты никак робеешь! – прошептала она.

В ее понимании, это должно быть эротично. Я отпихнул девицу и мрачно пошутил:

– Самая красивая женщина – та, которая вовремя уходит! Генриетта, вали отсюда!

Однако подруга в латексе вовсе не посчитала себя отвергнутой. Она снова подалась ко мне и сделала попытку запустить свою ладошку мне между ног. Попытка глупая! Ни один настоящий казак не позволит всяким там пьяным шалавам хватать себя за…

Я подсек ногой обнаглевшую стерву и бросил ее на пол. Отстань же, сказал!.. И пошел дальше, как и полагается человеку с плохим зрением.

Вот тут и произошло! Девица вдруг заверещала за моей спиной:

– It he, take him!

Перевести эту гадость на великий и могучий язык Муму и Герасима можно по-всякому… Но в любом случае можно понять, что девица предлагала меня арестовать.

Из дальнего конца коридора выскочили дядьки в черных кожаных мундирах и противогазах. Открылась малозаметная дверь в стене, и оттуда тоже полезли дядьки, облаченные в красивую форму полицейского спецназа и тоже в противогазах. Наконец, и за моей спиной также показались добрые молодцы, облаченные в узнаваемую форму. Все они держали в руках разного рода стреляющее, пыхкающее и отравляющее оружие. Нетрудно догадаться, что весь этот арсенал оказался направлен на меня, а вовсе не на стерву в латексе.

Я поднял руки и громко объявил:

– Прошу зафиксировать в протоколе осмотра и допроса, что сопротивления при задержании не оказывал.

Из-за спин дядек в черной форме и противогазах вышел здоровенный амбал. Он широко улыбнулся:

– Еще бы, Кентаврус, ты оказал сопротивление! Мы бы из тебя дуршлаг сделали!

Немец этот хорошо знал русский язык, поскольку слово «дуршлаг» выговорил совершенно правильно.

– Может, представитесь, господин офицер?

– Чуть позже, – он приблизился и осторожно снял с моих глаз черные очки.

Наши взгляды встретились. Немец был несколько выше меня, примерно два метра двадцать сантиметров, поэтому смотрел сверху вниз. Во взгляде читалось искреннее любопытство. Он принялся меня ощупывать, извлекая из одежды обнаруженное оружие.

Я стоял с поднятыми руками, чувствуя, как меня заливает злоба. Это очень опасное состояние, чреватое грубыми ошибками. Сейчас следовало с максимальным вниманием относиться ко всем своим словам и действиям. Очевидно, что Генриетта в латексе являлась «подсадной полицейской уткой», и все не более чем гнусная провокация. Но что послужило причиной провокации, и чего же хочет от меня полиция Нерона?

Совесть моя казалась мне чиста, как слеза имбецила. Я не совершил на Нероне ничего такого, что могло бы подвигнуть местную полицию на подобные костюмированные пляски вокруг моей персоны. И тем не менее!..

– Выключите, пожалуйста, своего поводыря, – чрезвычайно вежливо попросил полицейский офицер, вдруг перешедший на «вы». Похоже, мой арсенал вызвал с его стороны инстинктивное доверие.

Я повиновался. Тарелка со звоном брякнулась на мраморный пол. Один из полицейских тут же ее подобрал. Точно так же он подобрал пистолеты-пулеметы, которые отстегнул от моих рук офицер, и дюжину многоцелевых газовых гранат, которые я всегда носил на поясе под селенитовым сари.

– Пройдемте в помещение полицейского подразделения, – пригласил офицер. – Продолжим беседу там.

Он не сковал мои запястья наручниками, и это показалось в тот момент добрым знаком.