— Вам сколько лет, капитан?

— Двадцать четыре.

— Вы рискуете. В случает неудачи я прикажу вас расстрелять.

— Готов принять смерть, но прежде выслушайте…

Три дня после того над городом гремела орудийная канонада. Пятнадцать мортир и тридцать крупнокалиберных пушек били по городу, разбивая укрепления. Одно из ядер попало в пороховой склад, и он со страшным взрывом взлетел в воздух. На четвертый день в проливной дождь и ураганный ветер республиканцы пошли на штурм. И город пал. Еще через четыре дня Бонапарт стал командовать всей республиканской артиллерией. Кто-то потом сказал, что он вошел в палатку Карто капитаном, а вышел бригадным генералом.

Это было двадцать лет назад, во Франции. А сейчас шло невиданное им по упорству сражение в России, у Москвы.

Сбросив шинель, Наполеон оставался в сером, без эполет, сюртуке, нервно кусал тонкие губы. Опытным глазом полководца видел, что продвижения почти нет. На бешеные атаки, какие предпринимали его войска, русские отвечали яростными контратаками и в упорных рукопашных схватках отбрасывали французов назад. В умении пользоваться штыком русские были непревзойденные мастера.

Почти все резервы использованы. Оставалась только императорская гвардия — Молодая и Старая — последняя его надежда. Молодая гвардия выстроена в боевое каре. С холма видно это каре, расположенное за небольшой речушкой.

Ох, с каким нежеланием Наполеон приблизил к линии сражения это соединение, его последнюю силу и надежду. Он намерен был возвратиться из России, не использовав примечательного резерва. Это было бы лучшим подтверждением его, Наполеона, величия и могущества.

Но увы! Почти каждые четверть часа от маршалов и начальников колонн прибывали адъютанты, и все приносили безрадостные вести и просили о помощи. Особенно настойчивы в просьбах были Ней и Мюрат. Им удалось ворваться в Семеновское, выбить оттуда русских, но к тем подоспели подкрепления и вышибли наступавших. Сколько было атак — подсчитать невозможно. Они следовали одна за другой и каждая отбивалась с большими для обеих сторон потерями.

— Император, настал час гвардии, — не просил, а требовал Мюрат. — Только она может сломить русских.

— Дайте мне гвардию, и я принесу победу, — обещал Ней.

— Мой император, видимо, настало время, — осторожно высказывал Бертье. — В центре построения русских образовалась брешь, и надо ввести туда гвардию. Она войдет в расположение неприятеля, как нож в масло. Нужно спешить, пока к этой пустоте не подоспели русские резервы.

Прежде чем ответить, Наполеон прошелся по обозначившейся в траве тропке. Она тянулась у края круто спускавшегося к речушке склона.

— Хорошо, Бертье, я уступаю вашей настойчивости: Молодую гвардию — в огонь! Атаковать Курганную батарею и далее — Горки!

Строй Молодой гвардии дрогнул, сверкая штыками, направился в сторону русских флешей. Вышколенные, закаленные в боях солдаты шли ровными рядами, соблюдая порядок. Шаг твердый, размеренный. Двигался монолит, сокрушить который, казалось, не могла никакая сила, и никакая сила не могла против него устоять.

Случайно взглянув влево, в сторону Бородино, Наполеон увидел скачущего во весь опор всадника. «Опять адъютант с просьбой», — с досадой подумал он и отвел взгляд.

Всадник взлетел на холм, на ходу соскочил с коня, едва при этом не упав, и, не добежав до Наполеона, вскричал:

— Ваше величество, там казаки! Казаки там! Они зашли нам в тыл и продвигаются!

В свите генералов и офицеров, стоявших поодаль, произошло замешательство.

— Болван! — негромко, но отчетливо ясно произнес император.