Когда они вернулись к бронетранспортёру, то солнце уже было высоко и зеленоватый цвет неба поблёк и стал не так заметен.
— Я вот что думаю, — сказал Архипов. — Долину лучше всего контролировать с вершины.
Берзалов охотно согласился с ним и велел Филатову ползти тихо и на прогалины не высовываться. В одном месте ему показалось, что на другом берегу блеснула оптика, но сколько ни вглядывался, блеска больше не повторилось. Низину с озерцом они прошмыгнули, как мышка. Река вдруг отвернула влево. Гора справа стала выше, но зато отодвинулась, и они въехали в сухую долину, покрытую цветущими травами и одиноко стоящими дубами. Противоположный склон её не давало разглядеть солнце. Дорога была всё такой же заброшенной, только в одном месте, там, где зеленела ежевика, возникла словно паутина.
— Тормозни под дубом, — скомандовал Берзалов и послал Архипов посмотреть, что это такое.
Он и сам догадывался, что именно, но надо было проверить.
— Колючка, — доложил, вернувшись Архипов. — Но дальше…
— Что дальше? — спросили все в волнении и даже повскакивали со своих мест, а Сэр принялся лаять.
— А дальше — дот.
— Где? — уточнил Берзалов, сверяясь с картой.
Он вспомнил: это была их вторая линия обороны. А использовали они старые укрепления времен Второй мировой. Архипов ему ещё что‑то объяснял, но Берзалову уже всё было ясно.
— Капитан, — сказал он, — возьмёшь Гучу, скрытно подниметесь вот сюда, — он показал на карте, — посмотрите, что там, вернётесь и доложите. По гребню только не ходите.
Последнее Берзалов специально добавил для капитана, который мог и не знать тонкостей разведки в горах.
— Так точно! — радостно выпалил за капитана Гуча, аж подпрыгивая от нетерпения.
Он‑то понимал, что по гребню ходить — себе дороже, что это основы тактики войны в горах, что тот, кто первый увидит врага, тот и победил, а на гребне, да ещё на фоне неба, легче всего заметить человека. Но кто знает, так ли это теперь важно? — подумал Берзалов и ощутил, что ухватил какую‑то очень важную мысль. Смысл её состоял в том, что неважно, какой будет результат разведки, потому что они достигли цели и мало кто из них уйдет отсюда живым.
Русаков был никакой, взгляд у него был потухшим, а его пулемёт, который он содержал в идеальном состоянии и любил, как маму, на это раз был пренебрежительно отброшен в сторону. Берзалов внимательно посмотрел на капитана, но своего решения не изменил. Не хотелось никому давать поблажки, а если капитан решил искупить свою вину, то пусть идёт и искупает. И говорить больше не о чем.
— Сорока минут вам хватит? — спросил он.
— Хватит, — неуверенно ответил капитан Русаков, хотя и взглянул на склон через открытый люк.
— Рябцев дежурный. Остальным рассредоточиться! — приказал Берзалов и, прежде чем покинуть бронетранспортёр, бросил последний взгляд на экран СУО. На экране тоже ничего путного не было: как обычно, «галки» зелёного цвета, да контуры местности, в которых можно было со всей очевидностью распознать разбитые «мазы», бочки, старые покрышки и кучи строительного мусора, разбросанные по долине и густо поросшие травой и плющом. В свое время они сами же их и накидали, реставрируя старые укрепления. Берзалов здесь никогда не был. Его подразделение дислоцировалось на восемьдесят километров южнее. Но и там был тот же самый бардак. Поэтому он и не удивился колючей проволоке посреди долины.
— Где она?
— А вон там, — ответил Архипов.
Несмотря на то, что Берзалов попал в «родные» места, он со всей предосторожностью и со всей фантазией, на которую был способен, понатыкав в шлем веточек, выполз на открытое место и посмотрел в бинокль. |