|
Только толку от них, как от козла молока. Ну упадём, обречённо думал Берзалов, ну и хрен с ним! Рано или поздно все падают. Он даже закрыл глаза в пренебрежении к происходящему. Дело было в том, что предостережению Спаса никогда нельзя было внять, то есть Берзалов знал, что что‑то должно было случиться, но что конкретно, гадать было бесполезно. Поэтому и на этот раз он не стал особенно забивать себе голову всякими вредными мыслями, тем более, что в душе у него почему‑то, как и утром, поселился безотчётный страх, с которым он никак не мог справиться. Он его уже и уговаривал, и пытался от него отделаться, когда допрашивал пленных, и отвлечься, когда пришёл Славка Куоркис с пивом, — ничего не получалось. На некоторое время он сосредоточился на сборах, но стоило было перестать действовать и начать думать, как страх, словно скользкая змея, прокрадывался в душу и сворачивался там кольцом. Причину этого страха Берзалов понять не мог. Никогда ничего не боялся: ни противника на ринге, ни врагов на поле боя, а здесь сдал. И это было плохо. Нет ничего хуже неуверенности перед важным делом. А может, оно и к лучшему, думал он, осторожней буду, а то за последние месяцы я обленился, перестал бояться, а это верный признак того, что скоро погибнешь. Нет, надо бояться, но так, чтобы страх не парализовал волю.
— Товарищ старший лейтенант!.. Товарищ старший лейтенант!.. — Ефрем Бур орал прямо в ухо, как оглашенный. — Чего тебе? — Берзалов наклонился, чтобы лучше слышать. Бур, который нежно, как на девушке, висел на своём огнемёте, выглядел несчастным. — А долго лететь?.. — Час. Ефрем Бур со страдальческим видом сообщил: — Кажется… кажется меня, укачивает… ой! — он схватился за горло, словно пытался задушить сам себя, и закатил глаза. — Ты что, пообедал?.. — Ага… — кивнул Бур, зеленея на глазах, как арбуз, и дыша так, словно для него кончался воздух. Берзалов сделал движение, чтобы избежать близкого соседства, но бежать в тесной кабине, заваленной оружием и амуницией, в которой, кроме его и Ефрема Бура, сидели ещё пять человек, было элементарно некуда. — Кто?! Кто разрешил кормить новичка?! Ефрем Бур сообразил, что опростоволосился, что над ним зло пошутили, придумали тихую, но верную каверзу. — Архипов! — крикнул Берзалов так, что на мгновение вой двигателей стал тише. Высокий, жилистый сержант с большим лицом, сидящий третьим в противоположном ряду, живо открыл глаза. Должно быть, он по привычке спал. Ан, нет, оказалось, слушает музыку. — Я не сплю, товарищ старший лейтенант, я всё вижу. — Иван Архипов, вытащил из уха наушник и приподнялся, волком глянув на Бура. — Разберись, и чтобы впредь этого не наблюдалось! — Есть разобраться! Иван Архипов был чуть моложе Берзалова, и его очень уважали. Вместо того чтобы коршуном налететь на несчастного Бура и помочь ему, он локтём ударил сидевшего рядом Илью Кумарина: — Ты попался, боец! — А что я?! Я его не трогал! — Кумарин, у которого лицо и так было не шибко интеллигентным, притворился полным идиотом: раздул ноздри и возмущенно открыл было рот, блеснув железной фиксой. Даже сержантский чуб, который он носил не по званию, и тот выражал абсолютный нигилизм. — Врёшь, сука, — Архипов посмотрел, как удав на кролика, — я думаю, куда вы пропали? А вы нарядились на кухню! Сам, поди, не ел?! — Что я, дурак, что ли? — самодовольно ухмыльнулся Кумарин, — перед операцией‑то. Ха! Я учёный. Меня однажды точно так же наказали, так я… Должно быть, он решил, что шутка достойна тайного одобрения со стороны товарищей и что если бы не товарищ старший лейтенант, то всё обошлось бы радостным зубоскальством и подзатыльниками для Бура, которому до настоящего десантника ещё расти и расти. |
