И с радостью я видел также, как ты владел мечом в толпе византийцев и склабенов. Но выучись еще одному, а учиться у старших не позорно, Дагхар: начало всякого геройства есть верность.
— И это все? — нетерпеливо спросил Дагхар.
— Все, что он получает от меня!
— Но неужели, друг Ардарих, — заговорил король Визигаст, — ты не жалеешь своих соплеменников, соседей, друзей? Правда, что доселе он щадил права гепидов и остготов и соблюдал договоры с ними. Но мы, все остальные? Мои руги, Дагомутовы скиры, герулы, туркилинги, лангобарды, квады, маркоманны, туринги, твои швабы, Гервальт, — разве он не считает своею величайшею радостью произвольно нарушать всякие договоры, даже с теми из нас, которые всегда оставались верны ему? Вас он почитает, награждает богатыми дарами, отдает вам долю в добыче, за которую вы даже не сражались, а нас он только угнетает и отнимает у нас нашу собственность. Как ты думаешь, разве все это не возбуждает ненависть и зависть?
— Конечно, это неизбежно, — вздохнул Ардарих, разглаживая седую бороду.
— Он поступает так, — продолжал король ругов, — с целью довести нас до отчаяния и восстания.
— Чтобы вернее уничтожить вас, — печально подтвердил Ардарих.
— К этому он добавляет еще оскорбления и позор. Так, в придачу к обычной ежегодной дани тюрингов, состоящей из трехсот коней, трехсот коров и трехсот свиней, он потребовал прибавку из трехсот девушек.
— Я убью его за эту обиду! — громко вскричал молодой Дагхар.
— Не удастся, горячая голова, — возразил Гервальт, — ты и не подойдешь к нему. Его гунны повсюду и всегда окружают его тесною толпою, как пчелы улей.
— А храбрые тюринги согласились на это? — спросил король Ардарих.
— Не знаю, — продолжал Визигаст. — Да, несколько лет назад надежда проснулась было в сердцах трепещущих народов! Помнишь, друг Ардарих, когда течение той реки в Галлии остановлено было массою трупов, и волны ее залили берега кровавым потоком?
— Помню ли я? — простонал гепид. — Двенадцать тысяч моих гепидов легли на поле битвы.
— Тогда он впервые вынужден был отступить.
— Благодаря доблестным вестготам и Аэцию, — вскричал Дагхар.
— А когда вскоре за этим, — подхватил Гервальт, — он был изгнан и из Италии старым римским священником, ходившим с костылем, тогда-то все порабощенные им северные племена начали надеяться…
— Что настало освобождение и что Бич Божий сломлен, — продолжал Визигаст.
— Уже тут и там вспыхнуло было пламя борьбы! — воскликнул Дагхар.
— Слишком рано! — серьезно произнес король гепидов.
— Конечно, рано, — вздохнул Гервальт, — он залил это пламя потоками крови.
— А ныне! — вскричал Визигаст. — Его намерение на следующую весну гибельнее всех прежних. Хотя он держит свои цели в глубокой тайне, и о них можно только догадываться, но они должны быть чудовищны, судя по силам, которые он собирает. Он созывает все свои народы, а их несколько сот, из обеих частей света, а из третьей, из Африки, вандал протягивает ему руку для страшного союза!
— Кому грозит беда? Опять востоку? — спросил Гервальт.
— Или западу? — спросил Дагхар.
— Вернее, обоим, — заключил Ардарих.
— Кому бы ни было, — продолжал король ругов, — но он будет в шесть раз сильнее, чем был три года тому назад! А его противники? На византийском престоле сидит ничтожество! На востоке Аэций в опале у императора Валентиниана, и ему угрожает кинжал убийцы. |