Было около двенадцати, когда стук лошадиных копыт по мостовой и бряцание уздечки заставили их насторожиться. Через некоторое время наемный экипаж остановился у двери дома, и снаружи послышался звук, похожий то ли на рыдание, то ли на стон. Госпожа Суинтон поспешно покинула комнату и по тускло освещенному чадящей лампой коридору направилась в холл.

Эмили последовала было за ней, но возле двери остановилась. На ее лице отражались тревога и любопытство. Казалось, девушка хотела проверить, подтвердятся ли ее опасения.

Только Фрэнк остался неподвижен. Он прислушивался к происходящему, сохраняя при этом полное хладнокровие.

Госпожа Суинтон открыла входную дверь. До Фрэнка и Эмили донеслись какие-то неясные голоса, затем незнакомый мужской голос воскликнул:

— Осторожнее, сэр! Вот так! Помогите нам, мэм.

Нетрудно было догадаться, что происходило в холле, и, когда пьяный голос сердито произнес: «Что вы, черт побери, делаете?», Фрэнк медленно поднялся и обратился к Эмили:

— Надеюсь, там обойдутся без моей помощи?

— Разумеется, — отрезала Эмили и еле слышным шепотом добавила: — Тебе известно, что твое присутствие приводит его в бешенство.

— Пошли, Эдвард, мы должны уложить тебя в постель, — раздался неестественно спокойный голос госпожи Суинтон.

Вместо мужа ей ответил извозчик:

— Вот и правильно, мэм. Я помогу вам.

Действительно, отвести пьяного наверх и уложить его в постель оказалось нелегким делом. Вся процедура сопровождалась стонами, стуком и проклятиями. Наконец грохот наверху возвестил о том, что он добрался до спальни.

Несколько секунд спустя в холл, тяжело дыша, спустился извозчик. Он дождался госпожу Суинтон, которая расплатилась с ним за услуги и добавила небольшую сумму на чай.

Лишь когда за извозчиком закрылась входная дверь и постепенно стих стук подков отъезжающего экипажа, Эмили дала волю эмоциям и, громко разрыдавшись, бросилась в свою комнату на самом верху, а Фрэнк заспешил ко все еще стоявшей в холле матери.

В одной руке госпожа Суинтон продолжала сжимать потертый кожаный кошелек, а другую прижимала к груди, словно пытаясь унять боль.

— Как ты, мама? — встревожился Фрэнк.

Лоб матери покрывали капельки пота, она тяжело дышала и не могла говорить.

Фрэнк обнял ее за плечи и повел в гостиную.

— Я должна пойти к отцу, — с трудом проговорила госпожа Суинтон, когда Фрэнк насильно усадил ее в кресло.

— Сначала отдышись, — настоял он. — Какой же я дурак, что допустил, чтобы ты волокла его по лестнице! Ведь доктора запрещают тебе напрягаться.

— Он расстраивается, когда кто-нибудь из вас видит его в таком состоянии, — напомнила госпожа Суинтон. — Твое присутствие только ухудшило бы ситуацию. А так он спокойно заснет.

— О да, — с горечью произнес Фрэнк, — уж ему-то ничто не помешает заснуть.

Он знал, что мать будет бодрствовать всю ночь рядом с напившимся до полусмерти мужем.

— Хочешь воды? — спросил он, увидев, что ее щеки слегка порозовели и дыхание выровнялось.

— Со мной все в порядке, сынок, — похлопала его по руке мать. — Не беспокойся.

— Сколько пришлось заплатить извозчику? — осведомился Фрэнк.

Госпожа Суинтон заглянула в кошелек.

— Пять шиллингов и шесть пенсов, — с отчаянием в голосе ответила она.

— Так не может больше продолжаться! — воскликнул Фрэнк.

— Ничего не поделаешь, дорогой, — грустно произнесла мать, медленно поднимаясь на ноги. — Нужно как-то протянуть до первого числа.