— Близко не подходи, — предупредил Лабух, заметив мое движение в его сторону. — Мои карты бросай прямо на пол, картинкой вверх. Мне скрывать нечего, я играю в открытую.

Я опустился на одно колено метрах в трех от Лабуха. С такой позиции мне удобнее всего будет совершить свой, возможно, самый последний в жизни прыжок. Лабух тоже напружинился. В доселе мутных его глазах зажегся желтоватый огонек. Ситуация, конечно, потрясала идиотизмом, но мне она почему-то почти что нравилась. Во всяком случае, я почувствовал азарт игрока, бросившего все на последнюю ставку. По-моему, нечто подобное испытывал и Лабух. Первой к его ногам прилетела семерка треф. Впрочем, масть в нашей игре значения не имела. Второй была семерка червей. Лабух перевел на меня наполненные диким весельем глаза:

— Еще одна семерка, граф, и я стреляю без предупреждения. Можешь не сомневаться.

Я и не сомневался. По перекошенному лицу видно было, что он не блефует. Пистолет подрагивал в его руке, но тем не менее упрямо целил мне между глаз. Третью карту я успел прочитать еще на лету, а потому даже не пошевелился в ответ на дикий вопль, вырвавшийся из Лабуховой груди. Вопил он, естественно, от разочарования. Ему выпал король треф.

— Восемнадцать, — быстро сосчитал Лабух. — Но это еще не конец, Мефистофель, ты понял, еще не конец.

Мне очень хотелось, чтобы третьей к нему пришла девятка, но, увы, судьба распорядилась по-иному. Конечно, и выпавший ему перебор еще ничего не решил бы в игре согласно гадским условиям, которые этот подонок навязал мне против всяких правил, но все-таки он уравнивал наши шансы.

Девятка червей выпала мне. В принципе это число для меня счастливое, но только не при игре в очко.

— Сейчас выпадет десятка, граф, а следом — туз.

— Не каркайте, Лабух, — огрызнулся я. — Вы не ворона. Настоящий игрок не кричит под руку партнеру.

Выпала еще одна девятка, на этот раз бубен. В принципе восемнадцать плюс банкирское очко меня вполне бы устроили, к сожалению, мы договорились играть на трех картах.

— Еще одна, — нервно хихикнул Лабух. — Я хорошо считаю, Мефистофель.

— Будет дама, — хрипло сказал я, глядя прямо ему в глаза.

— Врешь, — с ненавистью выдохнул он.

— Дама пик, — повторил я.

— Врешь, — захлебнулся собственной слюной Лабух. — Если выпадет дама пик, значит, ты передернул. Я стреляю на даму пик, Мефистофель, слышишь, стреляю.

— Ну и хрен с тобой, — выдохнул я. — Получи блондинку.

Бубновая дама порхнула в воздухе и легла под ноги Лабуху. И, пока он ошалело ее рассматривал, я успел вырвать из его руки пистолет, который действительно оказался заряжен и даже снят с предохранителя. Я с трудом пересилил желание разукрасить бледную рожу Лабуха сине-желтыми пятнами. Очень может быть, что эти пятна пошли бы к его рыжей шевелюре.

— Ты передернул, Мефистофель? — с надеждой поднял на меня глаза Лабух.

— Поднимайтесь, доктор Фауст. Я не расположен ныне шутить.

— Будь ты проклят! — Художник с остервенением плюнул в пол. — Я пьян в стельку, и мне хочется выпить еще.

— А вот это дудки. Мне нужна бубновая дама, Лабух, и ты мне ее выложишь на блюдечке. И запомни: мы играли всерьез. Ты меня понял — всерьез!

— Проспаться дай, — попросил Лабух. — Я сейчас ничего не соображаю.

— Выспишься позже.

Вообще-то я и сам сейчас выпил бы чего-нибудь. Но не хотелось подавать дурной пример Лабуху, которого мне с большим трудом, но все-таки удалось стащить вниз с четвертого этажа.