— А почему странный?
— Потому что в ваши годы человек должен уже определиться в жизни.
— Я определился. Меня моя жизнь устраивает. И в плане материальном, и в плане духовном.
— Иными словами: вы счастливый человек?
— Да. Счастливый. Я живу так, как мне нравится, и ни перед кем не отчитываюсь за бесцельно прожитые годы. Разве мы не за это боролись?
— А вы боролись? — засмеялась Наташа.
Смех, между прочим, был ехидным. И это ехидство было оправданным. Ибо я действительно не боролся. Наверное потому, что не успел в силу возрастных причин. На меня, что называется, упало, как, впрочем, упало и на многих других. Кто-то адаптировался к этой внезапно рухнувшей на плечи свободе, кто-то нет. Но в принципе винить особо некого. Человек в общем-то не созидает жизнь, он к ней приспосабливается.
— Убогая у вас философия, однако, — сморщила миленький носик Наташа. — А кто в таком случае жизнь созидает?
— Возможно, Бог, возможно, дьявол, а возможно, оба вместе, оставляя за человеком право хватать на лету их милости и уворачиваться от неприятностей.
— И вы уворачиваетесь?
— Да. Сегодня, например, меня едва не застрелили. Хотя, заметьте, я ни в чем не был виноват. И неприятность эта свалилась мне на голову только потому, что неделю назад мне улыбнулась фортуна в виде карточного выигрыша. Так что в этом мире все уравновешено. И, чтобы получить куш, надо чем-то рискнуть, ну хотя бы покоем.
— Так вы карточный шулер?
— Нет. Я игрок. И в сфере моих интересов не только карты. Карты это скорее хобби, чем профессия. Я не обманываю судьбу, я с ней играю.
Наташа задумалась. Похоже, она впервые столкнулась с подобным экземпляром. Хотя, конечно, она имела все основания заподозрить меня в неискренности и в стремлении пустить пыль в глаза. Мало ли чего не наплетет мужчина, желая понравиться женщине. Каждому хочется в определенные моменты выглядеть роковым и загадочным. По личному опыту знаю, что женщинам романтичным нравятся циники. Но Наташа, судя по всему, к романтичным женщинам не принадлежала. Видимо, ее заинтересовала моя философия, но отнюдь не моя особа. То есть интересовать-то я ее интересовал, но совсем не в том смысле, в каком мне хотелось бы. И вообще я заподозрил, что она знает обо мне больше, чем обнаруживает. Я намекнул ей на это, и она кивнула головой:
— Чуев рассказывал мне о вас.
— Витька соврет, недорого возьмет, — на всякий случай отговорился я. — Что вы можете сказать по поводу этой милой зверушки?
Наташа разглядывала солонку с интересом. Интерес, впрочем, очень скоро пропал, и вернула она мне золотого тигра почти небрежно:
— Это подделка, никакой ценности не представляет. Довольно топорная работа.
Вот черт! Я едва не выругался вслух. Не хватало еще, чтобы доллары оказались фальшивыми. И тогда вырисовывалась вполне однозначная картина обыкновенного мошенничества — столичные аферисты с блеском кинули провинциального лоха. Дело в том, что это был совсем не тот тигр, которого я выиграл у Веневитинова. На этой поделке из желтого металла не было даже клейма. И, как я заподозрил, Шагинян сунул мне его в руку не случайно, а для успокоения нервов. А эта заварушка со стрельбой была не более чем комедией. Расчет был на то, что до смерти напуганный человек не сразу разберется, что золотую вещицу ему подменили, а доллары подсунули фальшивые.
Боюсь, что с этой минуты я стал очень плохим собеседником и невнимательным кавалером. Меня душила ярость, которую в ограниченном и замкнутом пространстве самолета не на кого было пролить. Сами понимаете, никому не хочется ходить в дураках. Была бы у меня возможность развернуть самолет, я, безусловно, сделал бы это. |