|
После этого наше выздоровление пошло быстрее. На наших щеках вновь появился румянец, а в глазах блеск. Однажды в полдень было решено, что назавтра нам следует отправиться в Серро-де-Паско. Гарри предложил отложить наше отправление на пару дней, изъявив желание совершить экскурсию по горам. Я сразу его понял. - Это бесполезно, - сказал я. - Ты ничего не найдешь. - Но она была с нами, когда мы падали, - настаивал он, не сделав попытки изобразить, что он меня не понял. - Она должна быть где-то неподалеку. - Ничего подобного, - разъяснил ему я. - Ты что, забыл, что мы там были больше месяца назад? Ты ничего не найдешь. Когда он это понял, его лицо побелело, и он замолчал. И на следующее утро мы отправились в путь. Наш хозяин снабдил нас пищей, одеждой, мулами и проводником, не говоря уже о пожеланиях доброго пути и благословении. Пока мы не скрылись за поворотом горной дороги, он, стоя в дверях, махал нам своим сомбреро. Видимо, наше пребывание скрасило его одиночество. Мы несколько миль поднимались в гору и вновь оказались среди вечных снегов. Там мы повернули на юг. Мы попытались узнать у проводника, как далеко находимся от дьявольской пещеры, но, к нашему удивлению, он сказал, что знать о ней не знает. Похоже, этот вопрос разбудил в нем нешуточные подозрения, потому что частенько, когда ему казалось, что на него никто не смотрит, я замечал, как он с ужасом на нас поглядывает. Мы одиннадцать дней двигались к югу, а утром двенадцатого увидели внизу цель нашего путешествия. Шесть часов спустя мы были на улицах Серро-де-Паско. Мы ехали по ним с легким сердцем, но сердце, которое было для нас дороже всех, мы оставили позади себя, и оставили навсегда, где-то под каменными горами, которые она сама выбрала себе в качестве могилы. Почти первым, кого мы встретили, был не кто иной, как проводник Филип. Когда мы подъехали на мулах, он сидел на ступеньках отеля. Увидев нас, он побледнел, медленно поднялся на ноги и уставился на нас, как зачарованный. Я уже открыл было рот, чтобы его окликнуть, как он сорвался с места и с душераздирающим криком, размахивая руками, понесся мимо нас вниз по ступенькам. И несколько часов, пока мы были в отеле, он туда не показывался. Через два дня мы были на яхте в Кальяо. В гасиенде я, к своему глубокому удивлению, обнаружил, что мы провели в странствиях целый год, поэтому сильно сомневался, что капитан Харрис все еще нас ждет. Но он был на месте и даже не взял на себя труд выказать удивление при нашем появлении. Зайдя вечером к нам в каюту с бутылочкой вина, он сказал, что "точно не знает, но вроде сеньора решила взять кусочек Анд домой для украшения своего камина, и он должен обеспечить транспортировку". Когда я сказал, что "сеньоры" больше нет, его лицо побледнело от грусти и жалости. Он много о ней говорил, и, похоже, его старое сердце было сильно тронуто этой утратой. - Это была такая мягкая леди, - говорил старый капитан, и я улыбался, представляя, как бы сама великая Ле Мир восприняла такую характеристику. Наконец мы прибыли в Сан-Франциско. Там я распорядился о покрытии убытков в соответствии с договором об аренде яхты, и мы сели в поезд, идущий на восток. Еще через четыре дня мы прибыли в Нью-Йорк, полные печальных мыслей о той, что покинула нас навсегда. Тень Дезире еще долго витала над старым мрачным особняком на Пятой авеню. |
