Изменить размер шрифта - +
Она только возмутилась. Нашла, говорит, повод сопли распускать. Молодая здоровая девка, сыта, обута-одета, крыша над головой имеется. В семье ни алкашей, ни маразматиков, ни лежачих больных. Чего тебе еще надо? Живи да радуйся! Но я ведь не животное, чтобы радоваться жизни только потому, что не мерзну и не голодаю. Люди более прихотливы, им для счастья нужны не только убежище, пища, свобода, ласка, им еще смысл подавай. Предназначение. Сознание того, что они кому-то нужны. А у меня из всего этого набора — только кров да пища. И то с оговорками. Мои дорогие родственники не устают напоминать мне, что при своих доходах я чересчур хорошо питаюсь и занимаю чересчур много места.

— Никогда не доводилось слышать о подобном жлобстве в семье интеллигентов.

— Я ничего не говорила про интеллигентов.

— Только не уверяй, что я ошибся. Высшее образование не скроешь. Речь выдает.

— Высшее образование в нашей семье только у папы и у меня. Причем папа не имеет права голоса, поскольку добытчик из него получился неважный. Но даже если бы оно у него было, он не стал бы за меня заступаться. Я — его большое разочарование. Он очень хотел сына.

— Ты младшая дочь?

— Средняя. Младшая — поздний ребенок, на десять лет меня моложе, и родители с ней носятся. Старшая — красавица, всегда была папиной любимицей. Только я, никчемная серая мышь, к тому же неправильного пола, оказалась никому не нужной. Меня так и называют в семье — Мышь. Старшую — Зайка, младшую — Котенок, а меня — Мышь. Правда, сестрички иногда повышают меня в звании до библиотечной крысы. Я библиотекарь.

— Может, они тебе завидуют? Ведь ты единственная из троих окончила институт.

— «Кулек». Университет культуры. Это их излюбленный повод для насмешек. Иногда им удается разозлить меня так, что я не выдерживаю и начинаю обзываться. Тут они веселятся вовсю. «Нет, вы послушайте, как она выражается! Это же песня! Сразу видно: девушка закончила Университет культуры!»

— Завистники именно так себя и ведут. Оскорбляют, насмешничают.

— Нет, домашние всегда надо мной смеялись, сколько я себя помню. Из-за того что толстая, неуклюжая, некрасивая, и руки у меня не оттуда растут, и колготки вечно сморщены, и голова всякими глупостями забита. Или за болезни. За болезни мне особенно доставалось. Маме, когда она сидела на больничном, очень мало платили, а на больничном она в основном сидела со мной. Как она на меня кричала! «По твоей милости я эту зиму опять буду ходить в старом пальто! И Зайка останется без сапог! Родила на свою голову!»

— Да, малыш, с семьей тебе действительно не повезло. Но на твоем месте я из одной только вредности не стал бы облегчать им жизнь своим уходом. Наоборот, постарался бы стать счастливым, чтобы они захлебнулись своей злобой и завистью.

— Невозможно стать счастливой, если себе не нравишься. А нежеланные дети почти никогда себе не нравятся, я читала. Закономерность простая. Я не нужна родителям, значит, я плохая. Я плохая, поэтому у меня не получается сделать ничего хорошего. Я ни на что не гожусь, никому не нужна и никому не нравлюсь, в том числе себе. Для чего тогда жить?

— Неправда! Неправда, что плохая, что не годишься, что никому не нравишься… Я понимаю, что судьба обошлась с тобой несправедливо, и поводов для радости у тебя не густо. Но мне кажется, что ты поторопилась. Жизнь — штука непоследовательная. Иногда она подсовывает удивительные сюрпризы, которых от нее не только не ждешь, но и не думаешь, что… — Василий осекся, протолкнул внутрь себя комок, застрявший в горле, и добавил: — Чай твой совсем остыл. Никудышная из меня получилась сиделка. Давай-ка заварим новый.

На этом разговор закончился.

Быстрый переход