– К сожалению, мне не удалось предотвратить убийство вашей горничной. – Бричкин нахмурился. – Покинув вашу квартиру, я случайно заметил ее на улице, она куда-то спешила. Я последовал за ней. Она пришла туда, где ее ждали. Хорошо, что у вас я не назвался своим именем. Настасья сообщила заговорщикам: писатель Иван Каретин интересуется смертью вашего мужа. Опытные шпионы телефонировали в издательство Сайкина. Им ответили, такого писателя не существует. Они уверились, что полиция села им на хвост. Настасья, единственный свидетель преступления, стала для них опасна.

– Вы думаете, ее убили? – как-то равнодушно спросила вдова, погруженная в свои мысли.

– И даже знаю как. – Бричкин очень жалел в душе, что слишком поздно сообразил, для чего в паноптикум в ночь наводнения доставили из шереметьевской лавки на Литейном бочку с «Карданахом». – Затолкали тело Настасьи, отдавшей к тому времени Богу душу, в пустую бочку из-под вина. Бочку выбросили в бушующую Неву.

– Ее тоже отравили?

– Совершенно верно, – подтвердил Брич-кин. – Наделенные особыми полномочиями иоанниты имеют перстни с тайниками, хранят там сильнодействующий яд. Одного-двух кристалликов достаточно, чтобы остановить человеческое сердце. А при вскрытии и патологоанатомическом исследовании медики еще не умеют распознавать такие ничтожные количества яда.

Во время беседы Мура вспоминала, как Вирхов допытывался у нее, откуда она знала, что в бочке из-под «Карданаха» находится женский труп. Завонявшую бочку вскрыли после ночного визита Муры и доктора к Вирхову на следующий день и обнаружили там скрюченное тело. Хорошо еще, что не заставили опознавать труп, она боялась упасть в обморок, а сыщице такое ни к чему. Суржиков и его собутыльники в следственной камере Вирхова также клялись, что мертвая женщина им неизвестна.

– Значит, бедная Настасья плавает в бочке по волнам? А я думала, она пала жертвой стихии, – вдова перекрестилась.

– Ее труп обнаружила полиция, он в покойницкой, в ожидании опознания, – объяснил Бричкин.

– Как играет человеком судьба! – сказала госпожа Филиппова. – Настасью Бог наказал и без меня. А убийца моего мужа заслуживает возмездия.

Бричкин тяжело вздохнул.

– Любовь Ивановна, если вы собираетесь заявить полиции о результатах нашего расследования, предупреждаю заранее, чем все закончится. Едва вы заикнетесь о заговоре рыцарей Мальтийского ордена, вас сочтут повредившейся в уме от горя. Настасья подтвердить ваших слов не может. А если вы начнете говорить, что клоун в цирке, популярный рыжий коверный Комикакимант – комик Аким Амантов и есть Джакомо Джаманти, он будет все отрицать.

– Что же мне делать? Как наказать убийцу мужа?

Бричкин впервые за беседу улыбнулся – торжествующе мстительной, не свойственной ему улыбкой:

– Негодяй не уйдет от наказания. Он обвинен в покушении на убийство. Так что каторги ему не миновать. Уже приговорили.

Госпожа Филиппова встала, оглаживая перчатки.

– Значит, возмездие настигнет его и без меня. Благодарю вас за расследование. Я буду вечно молиться за вас и вашу помощницу.

Посетительница медленно направилась к выходу, и Бричкин поспешил ей вослед. Когда дверь за госпожой Филипповой закрылась, Бричкин расслабился и подошел к Марии Николаевне. Он сел на стул, и его безвольно опущенные плечи вызвали в душе Муры острую жалость.

– Грустно, – сказала она, – грустно думать, что мы понимаем суть происходящего только тогда, когда нельзя уже ничего исправить.

– Да, – тихо отозвался Бричкин, – возмездие не может быть делом рук человеческих.