– Прошу вас, присаживайтесь. – Вирхов указал на кресло. – Мы расследуем обстоятельства смерти господина Сайкина. Проясните нам кое-что. Вы посещали, э-э-э… квартиру, где… э-э-э… умер ваш батюшка?

– Батюшка! – госпожа Незабудкина скривилась, и Вирхову показалось, что он уловил злобное шипение.

Неожиданно дама проворно подскочила к Тернову и вырвала из рук растерявшегося молодого человека несколько папок с рукописями. Потом удовлетворенно уселась в кресло и угрожающе произнесла:

– Не смейте ничего брать. Это мое наследство. Теперь я владелица этого гнусного издательства, вместе с господином Суходелом.

– Почему вы называете издательство гнусным? – робко пискнул Суходел, придвинувшись поближе к Вирхову.

– Вы увлеклись чепухою: издаете бульварные истории о несчастной любви да басни про героических сыщиков. Непостижимо, как издательство выживает, заполняя рынок дешевой макулатурой. «Таинственное наследство», «Проклятая гостиница», «Прекрасная садовница», «Дама в черных перчатках», «Алмазы перуанца», «Автомобиль Иоанна Крестителя»… Бр-р-р… – Решительный взгляд темных глаз из-под развитых надбровных дуг прожигал насквозь трепещущего худосочного господина. – Когда я вступлю в права, мы будем издавать серьезные, научные книги и литературные произведения маститых авторов… И христианскую литературу. Я положу конец этим ужасным обложкам с картинками падших дев в непозволительном виде, в порнографических позах… – госпожа Незабудкина зарделась.

– Сударыня, прошу вас ответить на мой вопрос, – напомнил о себе Вирхов. – Были ли вы…

– Была! – перебила его сайкинская наследница. – И не единожды! Стыдила старого греховодника. Боялась, что своим беспутным поведением он доведет мать до разрыва сердца.

– Пока кто-то довел до разрыва сердца его самого, – встрял оскорбленный Тернов, вновь подгребая рукописи поближе к себе.

– Есть свидетели, которые уверяют, что вы желали смерти отца, – светлые глазки Вирхова строго смотрели на буйную даму, – грозились собственноручно его убить.

– Ну и что? – Госпожа Незабудкина фыркнула. – Дело семейное. И компаньонам, и прочей бестолочи нечего нос совать в частную жизнь чужих людей.

– Почему ж вы желали смерти отца? – перебил ее побагровевший Вирхов. – Он не давал вам денег на обратный билет в Сибирь?

– Что? – Дама округлила глаза. – Какой билет?

– На обратную дорогу. – Рассердившись, Вирхов вновь сдвинул плоские белесые брови. – Вы могли взять из стола отца револьвер и запасные ключи, прийти к нему ночью и довести до сердечного приступа. Револьвер, стерев отпечатки пальцев, вернули, а ключики себе оставили – с них-то потруднее будет отпечатки стереть. И доказательства тому тут, – похлопал Вирхов ладонью по ящику стола, – ключей нет. Требую чистосердечного признания.

– Что? – Варвара сорвалась на визг. – Какое признание?

– Где вы были в ночь смерти отца? Признавайтесь, мы проверим.

– Да я…Я…я… – несчастная дочь покойного книжного голиафа задыхалась от возмущения. – Да я… я… если бы я взяла ключи и револьвер, то не стала бы пугать старого негодяя, а просто застрелила бы его!

– У вас есть алиби? – наступал Вирхов. – Где вы были в момент убийства отца?

– Добрый день, господин следователь, – от дверей раздался приятный мелодичный голос.