– Тернов робко старался пресечь обличительную речь начальника. Он видел, как шея и лоб следователя налились кровью, и опасался, что Вирхова хватит удар. – Карл Иваныч, я не успел внести имя в протокол…
– Почему я должен знать в лицо каждого русского писателя? – Вирхов, уловив утешительный смысл сказанного помощником, перевел дыхание, и в его голосе появились жалобные нотки.
– Так покойный не господин Короленко?! – прогремел околоточный, отрезая пути отступления кухарке, дворнику и домовладельцу.
– Нет, конечно! – вскричал Вирхов. – Покойник самозванец!
– Но, господин следователь, я купец второй гильдии, тоже не могу знать всех писателей в лицо, – дрожащим голосом вставил бледный Рымша.
– Но Владимира Галактионовича обязан знать каждый истинный патриот! Его фотографии продаются повсюду, – возразил, нимало не тушуясь, Вирхов. – И вы обязаны. Обязаны спрашивать документы у жильцов. Отправитесь в камеру, и все втроем мне объясните – почему вы сговорились выдавать гнусного развратника, да простит мне Господь Бог такую аттестацию, за великого русского писателя?
Доктор Коровкин ехал в закрытом экипаже, его специально за ним прислал сам купец Астраханкин, торговый туз, с недавних пор пользующийся услугами молодого, но надежного целителя, знающего не только европейскую, но и народную медицину. То есть частнопрактикующего врача Клима Кирилловича Коровкина.
Ныне молодой эскулап посетил апартаменты негоцианта на Биржевой линии Васильевского острова – астраханкинская девочка, малышка девяти лет, лежала в жару, – но от ветряной оспы ныне особой опасности не бывает. Если, конечно, соблюдать постельный режим и придерживаться рекомендаций врача.
Клим Кириллович прикрыл глаза, вспоминая ведущую на второй этаж, в жилые покои, мраморную винтовую лестницу и дубовый кабинет хозяина с кессонированным потолком и мозаичными картинами, похожую на восточную сказку ванную комнату, где приводил себя в порядок после осмотра больной. Он так увлекся, что перестал слышать завывания ветра и уличный грохот. Он предвкушал, как совсем скоро расскажет об этом визите профессору Муромцеву, его замечательной супруге и дочерям – профессорское семейство обитало тут же, на Васильевском.
Сегодня вечером он должен сопровождать барышень Муромцевых в гости – известная благотворительница госпожа Малаховская проводит вечер в пользу юродивой Дарьи Осиповой, которая ныне вхожа в царский дом. По городу упорно полз слух, что благодаря крикам невежественной юродивой императрица зачала, – и теперь весь двор носится с этой бабой, как с талисманом, ожидая появления на свет наследника Российской империи. Доктор поморщился и вздохнул. Слава Богу, у благотворительного вечера есть и приятный смысл. В числе гостей будет московская знаменитость – композитор Скрябин! И Брунгильде Николаевне Муромцевой, многообещающей пианистке, предстоит большая честь – играть в присутствии нового гения! Оценит ли тот игру молодой девушки? Одобрительное слово модного композитора так много значит для ее успешной карьеры!
Размечтавшийся доктор разомкнул веки – экипаж остановился, пережидая неожиданное препятствие, послышались невнятные голоса и визгливый мальчишеский дискант.
Доктор приоткрыл дверцу – и юркий мальчишка, лавируя между экипажами и редкими авто, едва ли не впрыгнул в карету, грязноватая рука с вечерним выпуском «Петербургского листка» просунулась вовнутрь.
– Купите, не пожалеете! Божий глас Дарьи Осиповой! Наследник во чреве! Смерть Короленко – погребение под Конан Дойлом!
Доктор с непонятным ужасом смотрел на орущего мальчишку, по синим губам которого стекала вода, и весь он был похож на выдернутого из воды окунька. |