Движения смельчака были так точны и уверенны, а пушистые усы ее божественного спутника так сладостно щекотали и согревали щеку, его объятия были так крепки, что она перестала бояться. Их лодка взлетала и опускалась, мокрый снег забивался и под навес, но из этой бури рождалась музыкальная тема, вобравшая в себя чередование взлетов и падений, упоительных бездн и сияющих вершин, стихии и высшего экстаза. Эта музыка звучала рядом, в кромешном мраке окружающего мира Брунгильда слышала этот напев из уст гения.

Неожиданно раздался резкий звук, неведомая сила вырвала из ее объятий божественного спутника и бросила его к кормчему. Там образовался пролом, в него хлынула вода. С ужасным треском и скрежетом борт посудины развалился, и волна увлекла за собой потерявшие опору тела.

Брунгильда завизжала, вцепилась руками в скамейку. Последнее, что она чувствовала, как ее вместе с остатками суденышка кружит и несет навстречу гибели…

Очнулась Брунгильда Николаевна Муромцева оттого, что ее не качало. Возвращающееся сознание уловило тревожные голоса. Она приоткрыла глаза: искаженные пламенем ламп, над ней склонилось несколько лиц.

– Говорю ж вам, барин, – старческий голос звучал прямо над ее ухом, – делал я обход нашего сада, проверял, все ли в порядке, да и обнаружил тело. Видел, что женское, да не мог разобрать, живое или мертвое. Руки-то вцепились в доски, совсем закоченели. Так и вынесло с остатками суденышка, как в люльке.

– Ты весь сад осмотрел? – в баритоне прибавилось жесткости. – Я не могу избавиться от ощущения, что здесь есть кто-то посторонний.

– Она и была, господин, – заверил старик, – я все кусты облазил, ничьего духу не учуял. Да кто в такую непогодь сюда увяжется? Все чисто и спокойно.

– Погоди, – прервал его властный баритон. – Девушка открывает глаза. Она в беспамятстве. Ей срочно нужна помощь. Несите ее в дом.

– Но, господин д'Ассейн, присутствие посторонних при проведении ритуала нежелательно, – недовольно заметил кто-то.

– Вы же видите, жертва наводнения ничего не понимает, не видит и не слышит, – возразил баритон. – А если мы не поможем ей, она умрет, и мы нарушим наши правила – оказание помощи больным и немощным. И она слишком красива и молода, чтобы умереть.

Брунгильде в отчаянии хотелось крикнуть, что она жива, но язык, заледеневшие губы и руки не слушались ее. Тщетно напрягающееся сознание вновь погасло.

Дальнейшее запечатлелось урывками. Ее куда-то несли, укрывали чем-то сухим и теплым, вливали в приоткрытые губы жгучий напиток. Потом ей казалось, что она лежит в кресле, на террасе, а над ней хлопочет старик и бормочет, что в доме ей оставаться нельзя, барин боится, вдруг умрет, а при мертвом теле ритуал вести нельзя.

Она вновь впала в забытье. То ли от разлившегося по телу тепла, то ли от разлившегося по жилам чудодейственного напитка, но и сон ей приснился теплый, согревающий, даже горячий.

Она видела, как площадка вокруг террасы осветилась факелами, и ее медленно заполнили цепочки черных фигур. Слившись воедино, они трижды обошли по периметру.

Она видела, как в центре площадки появился человек в длинном темном одеянии, его грудь и плечи поблескивали, будто покрытые металлом. Он воздел вверх правую руку, у ног его заметалось темное пятно, и тут же вспыхнул огонь – зажглись костры.