Деруледе со страшным усилием сдерживал себя, чтобы не вскочить с места, не наброситься с чисто животной яростью на Фукье-Тенвиля и ударом сильного кулака положить конец его лживой речи. Но для блага любимой девушки он должен был молча слушать, пока Фукье-Тенвиль читал.

– Гражданка Джульетта Марни, вы обвиняетесь в ложном доносе на народного представителя. Этим актом вы побудили народный суд обвинить этого народного представителя, сделать обыск в его доме и потратить даром драгоценное время, которое должно употребляться на служение Республике. Такой ваш поступок был вызван желанием освободиться от человека, который мешал вам вести безнравственный образ жизни, что и привело вас на скамью подсудимых. Вы признались, что несколько граждан состояло с вами в безнравственной связи, что ваше обвинение гражданина Деруледе было ложным и злонамеренным. Наконец, вы старались уничтожить какие-то предосудительные письма. Принимая все это во внимание, я, именем французского народа, требую, чтобы из зала суда вас отвели на площадь Революции, где из рук гражданина Самсона вы получите публичное наказание плетью. Оттуда вас отправят в тюрьму Сальпетриер, где вы пробудете столько времени, сколько будет назначено вам по усмотрению Комитета общественной безопасности. Итак, Джульетта Марни, вы слышали ваш приговор. Что вы можете сказать в свою защиту?

Во время чтения обвинительного акта Джульетта была совершенно спокойна, но, когда услышала приговор, ее бледные щеки побледнели еще больше. Она ни разу не повернула голову к оскорблявшей ее черни, спокойно выжидая, когда прекратятся дикие, злорадные крики. Только кончики ее пальцев нетерпеливо барабанили по решетке. В «Протоколах» упомянуто, что она вынула носовой платок и вытерла им лицо, «усыпанное бисером пота». Впрочем, это могло быть следствием невыносимой жары, царившей в зале. Воздух был пропитан зловонием, исходившим от грязной одежды публики. Сальные свечи едва мерцали; масляная лампа чадила.

– Джульетта Марни! – повторил Фукье-Тенвиль. – Желаете ли вы что-нибудь возразить?

– Нет, не желаю.

– Не хотите ли вы иметь защитника? Это – ваше право, гражданка, дозволенное законом, – торжественно прибавил Тенвиль.

Джульетта уже готова была произнести «нет», но теперь настала минута, которой Деруледе ждал двое суток, с самого момента ареста любимой девушки.

– Гражданка Джульетта Марни поручила свою защиту мне, – громко произнес он. – Я здесь, чтобы отвергнуть возводимые на нее обвинения и именем французского народа просить о ее полном оправдании.

Громкие рукоплескания приветствовали выступление Деруледе. Утомленные депутаты встрепенулись и напрягли свое внимание. На самом верху, на одной из последних скамеек, восседал Ленуар, автор разыгравшейся драмы, и с нескрываемым удовольствием следил за происходившим.

При первых словах Деруледе яркая краска залила лицо Джульетты. Выждав, пока зрители немного успокоятся, Фукье-Тенвиль обратился к Деруледе:

– Что же вы можете сказать в защиту обвиняемой, гражданин Деруледе?

– Что подсудимая невиновна ни в одном из возводимых на нее обвинений, – твердо ответил тот.

– Чем вы докажете свое утверждение о ее невиновности? – с деланной учтивостью проговорил Тенвиль.

– Очень просто, гражданин Тенвиль: письма, на которые вы ссылаетесь, принадлежат не обвиняемой, а мне.