Он ускоряет шаг, приближаясь к источнику золотисто-теневого ореола — естественной пещере-туннелю, правое ответвление которого быстро расширяется до полости всего тридцати метров в длину и вдвое меньше в высоту. Здесь царит почти непроглядная тьма, однако в ней мелькают золотистые искорки, парящие на краю поля зрения. Воин выдыхает пар, хотя до того, как он вошел в пещеру, температура воздуха неуклонно росла по мере спуска в шахты.

Включив прожектор на доспехе, космодесантник видит восемь расставленных кругом колонн, что вздымаются от пола до потолка. Они пронизаны кристаллическими жилками, отражающими желтый луч света.

В кольце столпов шевелится нечто.

Это воплощенная тень, в сердце которой вспыхивает золотистый блеск. Громадина шевелится, и сияние тут же гаснет. Она не ворочается, как живое существо, а неуловимо перемещает себя, извивается вокруг своей сути; наконец, скопление глаз — кусочков янтаря — обращает на бойца нечеловеческий взор.

Песня души становится хнычущей, жалостливой мольбой, полной скорби и одиночества.

— Как убого! — рычит воин, обходя круг колонн. Он целится в создание из болтера; в другой руке сжат боевой нож. Запасные магазины и гранаты, взятые с тел братьев, лязгают и скребут по броне. — Просишь о сострадании? Я космодесантник ордена Темных Ангелов. Мне неведома жалость.

Тварь атакует его, создав щупальце из тьмы с золотой нитью в середине, которое обвивается вокруг колонн и стегает бойца по плечу. Пройдя сквозь доспех, оно оставляет в плоти и костях огненный след гложущей физической и духовной боли.

Воин отшатывается, страдая от раны не только в плече, но и в сердцах: его словно бы наполняют горькое разочарование и мука отвергнутого ребенка. Сглотнув комок, он пригибается и уходит от второго взмаха, но не успевает увернуться от третьего. Захлестнув на мгновение его ногу, щупальце испаряется; телом и разумом боец испытывает стремительные уколы осиных жал и ледяное чувство сиротства.

Другой отросток, мимолетно коснувшись горла космодесантника, лишает его возможности говорить. Он сплевывает и кашляет, чувствуя, как сознание тонет в болоте тревоги и неодолимой жажды одобрения. Думая о своих командирах, затем о Льве и Императоре, воин со стыдом понимает, что подвел их. На него давит почти неподъемное бремя ожиданий, скопившихся за десять тысяч лет истории Темных Ангелов. Он недостоин называться так, он позорит имя ордена…

Но неудачей станет лишь капитуляция перед ксеносом — любой иной исход, включая смерть, приемлем.

Стыд переходит в гнев; наведенное варпом отчаяние перерождается в ненависть. Все это время создание заманивало бойца ближе к себе, вело к столпам хлесткими ударами щупалец, как направляют щелчками кнута скотину под ярмом.

Оглядевшись, воин замечает, что колонны вспыхивают и переливаются всякий раз, когда между ними проскальзывают отростки теней. На полу и потолке каверны виднеются такие же кристаллические узоры — тускло светящиеся, едва различимые.

— Так это не логово, — произносит космодесантник, преодолевая жгучую боль в животе, куда пришелся выпад очередного щупальца. — Это твоя темница! Кто-то доставил тебя сюда, хотел подчинить, но ты убил их. Хочешь на свободу? В моем мире для тебя нет места! Тебе больше не поработить слуг Императора!

Воин открывает огонь, реактивные болты врезаются в теневую тварь. Дергаясь и корчась, чудовище выбрасывает все новые гибкие отростки. Их встречает лезвие ножа, рассекающего бесплотные конечности.

В голове бойца звучит рык магистра Батея, приказывающего ему сложить оружие. На секунду космодесантник невольно застывает, и созданию удается стегнуть его щупальцем; висок и щеку пересекают глубокие порезы.