— Уж я-то всегда вижу, когда влюбленные в смятении. Моя мама-сицилийка вынуждена была эмигрировать в Америку, потому что соседи обвинили ее в колдовстве. Она обладала ясновидением, а я унаследовала ее дар. Ну, не совсем, правда… Но чувствую всегда, когда любящая парочка переживает кризис. Вы двое никак не решите, жениться ли вам, верно?
— Э… не то чтобы…
— Так-так. Кьянти как всегда? — С радостной улыбкой Мария вернулась на свое место, не ожидая их ответа.
Конни рассмеялась.
— В прошлый раз она рассказывала, что ее матери пришлось бежать от нацистов, пока они не схватили ее за выступление против фашистов Муссолини.
Эдвард откинулся на спинку удобной скамейки.
— Может, ее мать была и антифашисткой, и колдуньей. Недурственное сочетание, мне кажется.
— Все же Мария не унаследовала дар своей матери, раз считает нас влюбленными, но по крайней мере она дала нам лучший столик в заведении. — Конни с удовольствием захрустела хлебной палочкой. — Господи, как же здорово расслабиться! Не забывай, что ты должен выглядеть страдающим влюбленным, когда Мария вернется с вином. Мы не можем разочаровывать ее.
— Примерно вот так? — спросил Нед.
Она оторвала взгляд от меню, и на какой-то миг ей показалось, что она видит в его глазах такую любовь и такое нерастраченное желание, что ее даже дрожь пробрала.
— Эй, Нед, перестань, — смущенно попросила она. — Слишком уж убедительно у тебя получается.
Он рассмеялся, и его глаза вновь засветились всего лишь добрым юмором.
— Адвокат на три четверти должен быть актером, разве ты не знала?
Подошла Мария с небольшой, оплетенной соломой бутылкой кьянти и двумя бокалами.
— Наслаждайтесь, — пожелала она, ловко вытащив пробку и предоставив Эдварду возможность разлить вино.
Студентка в крошечной мини-юбке принесла им горячий хлеб, чашки с зеленым салатом и записала их заказ на пиццу.
— Через двадцать минут, — объяснила она. — Кухня готовит пиццу по заказу.
— Нет проблем. Мы не торопимся, — улыбнулся Нед, и официантка заулыбалась в ответ, наклонилась к нему, чтобы долить доверху его бокал, давая ему возможность заглянуть в откровенный вырез блузки.
Конни проследила взглядом за тем, как девушка пробирается между столиками, обольстительно покачивая бедрами.
— Ты ее очаровал. — Конни не скрывала, что забавляется. — Это вихляние задом предназначалось тебе.
— Ревнуешь? — спросил Эдвард с ленивой ухмылкой.
— Она не в твоем стиле.
— Разве? А какой мой стиль?
Конни открыла было рот, но вдруг с немалым удивлением сообразила, что ей нечего сказать. Она изумленно уставилась на Эдварда, забыв о вилке с салатом, застрявшей на полпути к ее рту.
Он мягким прикосновением опустил ее вилку в тарелку.
— Что такое, Конни? Что я такого сказал?
Она моргнула, потом неестественно рассмеялась.
— Твой вопрос удивил меня, только и всего.
— Я рад, что после двадцати лет знакомства все еще могу удивлять тебя.
— Да уж, удивил так удивил! Я в самом деле не знаю, какого типа женщины привлекают тебя. Чего доброго, бойкая студенточка как раз и есть твоя идеальная пара.
— Была ею… пятнадцать лет назад, когда я сам был дерзким студентом.
Она улыбнулась.
— Нед, ты никогда не был дерзким. Псевдоискушенным, может быть, но только не дерзким.
— Ты почти на семь лет младше меня. Когда я уехал в колледж, тебе едва исполнилось десять. Ты и не видела, каким я тогда был, на самом деле.
— Знаю, что не видела, Эдди, но ты же знаешь, как безумно я была в тебя влюблена. |