Ланс только глаза таращил и поражался человеческой живучести. Ведь Бру этот едва дышит, руки-ноги его не слушаются, суставы растянуты, и жить ему осталось меньше суток, а жрет так, словно собрался до глубокой старости дотянуть. Исил же едва успевал подносить ложку ко рту Мясника и вовремя отдергивать, когда тот жадно смыкал челюсти.

— Тебя послушать, так, грызи он морковку, не польстился бы на человечинку? — съязвила Кат.

— Ну, будет вам, будет! — призвала распалившихся палачей к порядку Лив: — Писец, зайдешь, когда я закончу обход. И свитки свои прихвати.

Писец Гар, возрожденный ныне почтмейстером, ответил злобным взглядом, но покорно кивнул. Тут Лив хозяйкой была, ничего не попишешь. Сказала: «Топайте дальше, у меня дело еще есть», значит — делай и не рассуждай.

И дальше раздавать обед заключенным они с Эвитом пошли вдвоем. И, конечно же, Ланс встретил и узнал во всех калитарских злодеях нынешних эспитцев. Впрочем, они тоже признали мурранского гостя. Хотя до возникновения республики Мурран оставалось еще три тысячи лет. Забавно, да?

Кто-то отворачивался, увидев перед собой перекошенную физиономию Ланса, кто-то радовался, не скрывая злорадства или же, напротив, облегчения. Невесло было только самому Лэйгину. Выходило, что он научился языку Калитара, чтобы читать о преступлениях эспитцев — странных и жутких, жестоких и корыстных. Некоторые из которых цивилизованному человеку даже представить себе сложно. Госпожа Матэи, скажем, выстроила коммерцию на умерщвлении ненужных родителям младенчиков, ублюдков внебрачных или же просто лишних ртов в семье. Кого подушкой придушить, кого застудить, а кому, особо живучему, алебастра в молоко подмешать. Дама, разумеется, полагала себя невиновной и оболганной неблагодарными клиентами.

— Я, по крайней мере, старалась без мучений обойтись. Это ж не в лес волкам и бродячим собакам на съедение относить, верно?

— Ты, стервь, не юли, ты убыток казне причиняла, — фыркнул Эвит. — Скажешь, нет?

— Не каждый желает участи государственного раба для кровинушки своей, — огрызнулась преступница, но больше с речами в свою защиту выступать не стала.

Ланс Лэйгин, хоть ученых степеней не имел, но университет окончил, а потому совершенно не удивился причудам калитарского закона. Как и во всех прочих античных царствах, в Калитаре младенец-подкидыш, если не было доказано, что он рожден от свободных родителей, становился рабом. Практично и прибыльно. Зачем же разбрасываться имуществом? Поэтому промысел детоубийцы толковался, как весьма тяжкое преступление против государства, наравне с фальшивомонетничеством.

Впрочем, среди эспитцев сыскался и мошенник, промышлявший подделкой монет.

И всех их ждала казнь-жертвоприношение во славу морских и подземных — вечных и подлинных хозяев недр и пучин, не имеющих по традиции ни облика, ни пола. Умиротворить чудовищ могла только человеческая кровь и то лишь в дни Летнего Фестиваля, когда морские и подземные склонны внимать мольбам смертных.

И странное дело, Ланса грядущее действо ничуть не смутило и не ужаснуло жестокостью подробностей. Будто с каждой следующей минутой пребывания в темнице блестящий выпускник Саломийского университета отступал в тень, давая место калитарскому стражнику-новичку, чье образование заключалось лишь в знании грамоты.

Раздвоение личности, как известно, явление неприятное и определяется медицинской наукой как серьезное душевное расстройство.