Лив сложила руки на груди и покачала головой, не иначе как дивясь проницательности деревенской девушки. Лежавший до этого момента на пороге Перец сначала навострил уши, затем поднял голову, а потом и вовсе уселся на собственный хвост.

— Это ты точно заметила. На Эспите собрались не самые хорошие люди. Но, поверь, и не самые плохие. Но ты можешь их не бояться, тебе сейчас ничего дурного не сделают. Самое большее — под юбку залезет кое-кто, но только если сама сильно захочешь.

— Сейчас? А потом?

И видимо, было в барышне что-то располагающее к откровенности, потому что дама Тенар присела на стул и поведала хадрийке о вещах немыслимых. О неизбежном прозрении относительно прошлых жизней, которое случается со всеми, кто, как Верэн, рвется на Эспит. Иногда с другого конца света, как самоубийца Эвит, приехавший аж из Фергины, до которой на самом быстром пароходе плыть почти месяц.

— И когда же я вспомню? — дрожащим шепотом полюбопытствовала Верэн.

— На третий день Фестиваля.

— Завтра, что ли?

— Не обязательно. Если не в этот раз, то через год на очередном Летнем Фестивале.

Глаза у девчонки стали огромные и круглые, как у перепуганного мышонка. В своё время у Лив такие же были, надо думать.

— А ногти грызть тебе уже не по возрасту, прекращай! — рыкнула строгая эмиссарша.

— И кто же я? — пролепетала девушка.

— Без понятия. Может, Салда, а может, и Лунэт. По срокам очень подходит.

— Кто они… то есть, я… они такие?

Лив замялась на пару минут, словно решая, как бы поаккуратнее преподнести новость, но так ничего и не придумав, сказала напрямик:

— Стервы обе редкостные. — И увидев, что Верэн совершенно пала духом от такой новости, поспешила утешить. — Вообще-то, Салда очень талантливая художница. Гениальная в чем-то. Этого у неё не отнимешь. И нравом мягче Лунэт, добрее.

— А вторая?

— Лунэт прямодушная, камня за душой держать не станет, но злая.

— Злее, чем даже Фрэн… то есть, Лисэт?

— В три раза. Они с младшей Тэранс — заклятые подруги. Не хихикай так по-дурацки. Они в самом деле дружат. Всегда.

И тут выяснилось, что до момента, когда Верэн вспомнит и превратится в одну из эспитских вечных жительниц, местные не будут её узнавать. Зато потом сразу поймут, кто перед ними. Такая вот мистика.

Девушка специально сходила и посмотрела на себя в зеркало. Те же темные глаза, личико сердечком, невинный взгляд, задорная улыбка — никаких признаков изменений.

«Злая подружка злой ведьмы? Не может быть. Тогда — художница? Не знаю».

— Только не реви, ради морских и подземных. Судьбы ничем не хуже остальных. Так что, сделай милость, не действуй мне на нервы! Очень прошу, — приказала Лив.

То ли угадала, то ли почуяла, что Верэн вот-вот разрыдается от страха и предчувствий.

— Я понимаю, ты сейчас за локти себя кусаешь. Мол, зачем я на этот остров приехала, сидела бы дома.

— Я не хотела оставаться на ферме.

— Не думаю, что хоть где-нибудь тебя бы приняли так же, как на Эспите. Подумай хорошенько.

Верэн не вчера родилась и иллюзий по поводу добросердечия людского не питала. Без рекомендаций честной работы ей не светило, деньги кончились бы через неделю, а оставаться без гроша в кармане даже в Дайоне чревато.

— Но Салда ведь не очень плохая?

И было в несчастном девчоночьем голосишке столько надежды, что сердце Лив-Стражницы дрогнуло.

— Тебе понравится искусство. Салда всегда говорила, что бывает очень счастлива, когда рисует.