Я ждал. А сегодня я просто взял свою палку, которая обычно стоит в углу, и пошел. Он жил недалеко. Даже я мог дойти пешком. Сейчас появились сиденья, в которых тебя могут перевозить носильщики, но я ими ни разу не пользовался. Отчасти потому, что мне это не нужно, отчасти потому, что молодежь относится к этому как к игре: они устраивают гонки, словно носильщики — животные, и подгоняют их хлыстом. Мне это кажется позорным, но я понимаю, что в Городах теперь такие нравы, что мое мнение сейчас послужит лишь очередным примером стариковских причуд.

День выдался чудесный. Мне предстояло подняться в гору, пройдя вдоль Водопада, потом через площади и прочие общественные места, и через лес, который мы, Двенадцать, задумали и посадили. А теперь летом здесь можно укрыться в холодке под богатой кроной великолепных деревьев.

Я шел, как и всегда в последние годы, медленно и осторожно, солнце уже заметно опустилось за деревья и светило мне прямо в глаза, и вдруг раздался громкий смех и издевательские крики: это означало, что где-то рядом молодые люди. Действительно, в мою сторону побежали семеро парней; они меня заметили и кинулись ко мне, словно при виде дикого зверя. Я замер и стал смотреть на них. Они тоже остановились в нескольких шагах от меня. Лицо каждого из них кривилось в ухмылке, характерной для этих времен.

— Ну и что тут у нас? — спросил предводитель.

Я мгновенно узнал его с первого взгляда.

— Смотри-ка, старый попрошайка, — подхватил другой. — Раньше у нас их не было, а теперь полно.

— Мне нвавится его пватье, — продолжил первый.

Это у них теперь новая мода такая: картавить и жеманничать.

Сами они были одеты в стиле, перенятом у Варваров: кожаные брюки и жакеты, грудь и плечи открыты. На мне же, как и всегда, было мое коричневое одеяние.

— Отдай мне это пватье, — сказал предводитель.

Я уставился на них, не смог удержаться. Ребята почему-то казались мне знакомыми, не Варварского типа, каких сейчас много — с острыми, отточенными чертами, наглые, — нашему народу были характерны более широкие лица, открытые, честные, наши люди не казались слишком уж хитрыми, а вызывали доверие. На этом, столь миловидном лице, глумливые ухмылки казались просто нелепой маской не по размеру, резкий смех и дерзкая манера речи с их голосом тоже не гармонировали.

Кто он, этот парнишка?

Он выхватил у меня палку так, что я пошатнулся и едва не упал, затем он поднял подол моего одеяния, чтобы все могли подивиться моим древним гениталиям: их взору, как и мне каждый день в ванне, предстало нечто, скорее напоминающее сушеный мухомор. Ребята стали показывать на меня пальцами и ржать.

И тут я вспомнил: да, это лицо прекрасно мне знакомо. Оно было частью моих самых давнишних и дорогих воспоминаний, и я сказал:

— Ты сын Ролларда… внук… правнук? — поправлял я сам себя.

И его лицо, по природе своей такое милое и приятное, на краткий миг снова вернулось в это состояние, потом парень густо покраснел и выронил палку.

— Елки, — пробормотал он, — елки зеленые, он Видящий.

Ребята сбились в кучу вокруг меня и принялись глазеть, завороженно разинув рты.