Короткое оживление сбежало с лица девочки. Снова оно погрузилось в тень. Конан вспомнил о волке, навсегда оставшемся в жарком давящем чреве. Вот отчего такая тоска и боль в детских глазах!

— Спасибо тебе, — тихо проговорил он. — Спасибо за Бонго. Он оказался верным и отважным другом. Он не зверь — он человек в звериной шкуре. Если бы не он, ничего бы у меня не вышло.

— Да, я знаю! — кивнула девочка. — Бонго умный и храбрый. Мне было хорошо с ним играть. А сейчас он играет с Алменой! Они бегают, догоняют друг друга, смеются…

— С Алменой? — непонимающе переспросил киммериец.

— Да-да! Им очень весело. Они там веселятся, резвятся, а я… я здесь одна, — голос ее задрожал от обиды и ревности.

— Ты хочешь сказать, что… Алмена умерла?

— Я хочу сказать, что она и Бонго теперь вместе, вот и все!

У Конана потемнело перед глазами. Зеленая полоса воды стала вдруг мутно-бурой. Небо придавило затылок, словно чугунная крышка гигантского котла.

Он уткнулся лицом в песок и стиснул зубы. Когда спазм мучительной тоски чуть ослабил хватку на его горле, он тихо попросил:

— Расскажи мне, как это случилось. Девочка долго молчала.

— Мы с Алменой следили за всем, что происходит с тобой, — неохотно начала она. — Вернее, я просто следила, помогала ей увидеть то, что без меня она бы не сумела увидеть, а Алмена… Алмена почти полностью соединила свою душу с твоей душой. Я не могу объяснить, как именно это бывает. Мало кто умеет это делать, но она могла… Я очень испугалась за нее и много ругалась с ней. Называла безумной и другими обидными словами, но она не слушала… Ты умирал. Черный Слепец убивал тебя. Но Алмена не захотела отдавать тебя смерти.

— Но почему же она сама, сама!.. — в отчаянии крикнул киммериец.

— Очень трудно было вырвать тебя из его лап. Черный Слепец очень большой. От боли он стал совсем неистовым. Нужно было много сил. Она отдала все, что у нее были, и на себя сил у нее не осталось.

Девочка замолчала.

Конан тоже молчал. Больше всего на свете ему хотелось не подниматься никогда больше. Все время лежать так, уткнувшись лицом в песок, зажмурив глаза, не вспоминая, не думая…

Конан не знал, сколько он пролежал так. Время остановилось.

Он очнулся оттого, что маленькая детская рука теребила его за плечо.

— Что тебе? — спросил он, поворачивая голову и открывая глаза.

Девочка что-то протягивала ему в ладошке. Присмотревшись, Конан увидел, что это был округлый золотистый кусок янтаря. Маленький жук с зеленым отливом надкрылий навечно застрял в нем.

— Ну и что же?.. — спросил киммериец.

Девочка сжала пальцы. Какое-то время она держала янтарь в кулаке, затем снова раскрыла ладонь. Янтарь расплавился, растекся у нее по коже. Жук зашевелил лапками. Взяв тоненький стебелек, девочка принялась осторожно помогать жуку выбираться из липкой прозрачной массы.

Конан смотрел, как оживший жук медленно пополз по ее ладони, затем по запястью, по загорелому худенькому предплечью…

— Куда же ты теперь собираешься отправиться? — спросила девочка, посадив жука на бледно-лиловое соцветие вереска.

Киммериец неопределенно пожал плечами.

— Кажется, ты хотел помочь своему приятелю, — напомнила она.

— Да, Шумри… — кивнул Конан. — Он влип в какую-то переделку и вряд ли выпутается без меня.

— Он выпутался, — сказала девочка. — Когда этот смешной чудак обиделся на меня из-за моей шутки, я решила, что он совсем скучный, совсем непутевый.