Идея проверить на прочность громадное каменное сооружение, сотворенное неизвестно кем, когда и с какой целью, пришла к нему в Шеме. В портовых кабаках Асгалуна, где круглые сутки гудит рой полупьяных и пьяных вдрызг голосов, где подозрительно ярко горят глаза у вдохновенных рассказчиков и всего за вечер можно услышать с десяток невероятных историй, сокровища, собранные магами и жрецами Стигии в течение десятилетий, были одной из излюбленных тем. Особенно много, с придыханием и воздеванием глаз к небу, с дрожью пальцев и прищелкиванием языка, говорилось о драгоценностях, упрятанных глубоко под гранитными стенами пирамид.

Конану запал в душу рассказ о сердоликовой маске одного из древнейших правителей Стигии, умершего около четырех тысяч лет назад. Маска эта, в натуральную величину, с двумя желтыми топазами чистейшей воды вместо глаз, помимо невероятной цены обладала еще целым рядом достоинств. Во-первых, она могла исцелять все недуги — как телесные, так и душевные. Стоило приложить ее на короткое время к воспалившейся ране, как боль исчезала, а рана затягивалась прочным рубцом. Зубные, головные и желудочные боли испарялись мгновенно. Тяжелая, сосущая сердце тоска, от которой даже крепкие мужчины начинают, как о благе мечтать, о сумраке Серых Равнин, рассеивалась без остатка, стоило лишь совместить прохладную вогнутую поверхность камня со лбом страждущего. Во-вторых, если правильно расположить сердцевины топазов против своих зрачков, маска могла показать картины близкого и дальнего будущего. В-третьих…, но прочие достоинства маски — а их было немало! — хранились в строжайшей тайне жрецами, как, впрочем, и сама маска.

К тому времени, как к нему пришла идея ограбить пирамиды Кеми, Конан уже имел немалый опыт в подобного рода делах. Прекрасная выучка в Шадизаре, городе воров, практика в не менее славном Аренджуне, морские походы с несравненной Белит не прошли для него даром. Амра — Лев! — под таким именем запомнило его и долго будет помнить все юго-западное побережье, от Шема до Черных Королевств. Но если он Лев, то и новая цель у него должна быть соответствующей. Блистательной. Львиной!

До Кеми Конан добрался без особого труда. Пару лет назад, когда они плавали вместе с Белит вдоль стигийского побережья, по настоянию киммерийца, в котором беспечность и широта натуры странным образом уживались с редкими вспышками предусмотрительности, они закопали несколько кладов в показавшихся им наиболее безлюдными местах. Теперь Конану удалось отыскать один из них — ящик со слоновой костью и благовониями, часть товара, которым поделился когда-то пузатый и медлительный купеческий парусник, шедший на север из Куша.

Побыв несколько дней в непривычной для него шкуре купца, Конан на удивление удачно распродал весь товар. Теперь у него были деньги. Можно было не отказывать себе ни в одной из земных радостей — жить на приличном постоялом дворе, вкусно есть, обильно пить, развлекаться с самыми красивыми женщинами — и при этом потихоньку собирать все необходимые сведения и вынашивать в голове план блистательного мероприятия.

Правда, при более близком знакомстве с жизнью этого древнего и загадочного города оказалось, что радость и веселье произрастают на его почве весьма скудно. Красивые стигийки не удостаивали Конана своим вниманием, ему приходилось довольствоваться лишь чернокожими рабынями либо шоколадными уроженками Куша; и те и другие были совершенно не в его вкусе. Вина, правда, было вдоволь, и оно было на редкость крепкое, но почему-то опьянение от него не приносило желанной радости. С каждым стаканом голова становилась все более тяжелой, чугунной, мысли текли все медленней, шевелились еле-еле, словно плавники у выброшенной на берег рыбы… затем наступал провал в сон, глухой и изнуряющий.

Сам город напоминал своим обликом старого злобного мага. Он был окружен высокими стенами и башнями из черного камня, и даже густая зелень пальмовых и апельсиновых рощ, широким кольцом раскинувшихся вокруг города, не скрашивала гнетущее впечатление.