А потом Лана подошла к снабжённой уймой предупреждающих знаков двери, за которой располагался реактор и сопряжённые с ним лаборатории. Подошла, сделала несколько глубоких вдохов, и верхняя губа сама собой приподнялась, обнажая клыки.

Звук пощёчины, резкий, узнаваемый. Сколько раз слышала его Лана, слышала в момент удара, который наносили ей или который наносила она сама – не сосчитаешь.

– Ты, кажется, плохо понимаешь последствия, милая!

Голос Андрея Сперанского Лана помнила по нескольким студенческим вечеринкам, так что узнать невидимого пока говорившего труда не составляло. Вот только бархат тембра порядком поизносился, засалился, потускнел, и через прорехи явственно проглядывали истерика и… да, кошка не могла ошибиться. Доктору Сперанскому было страшно.

А вот Дезире, кажется, не было. Препараты ли были тому причиной или что-то другое, но в её:

– Я не знаю, почему! – Лана слышала усталость и безразличие, но не страх. И, кстати, не почудилась ли ей нотка злорадства?!

– Думай, девочка! Думай! У нас не так уж много времени, на Атлантиду мы должны вернуться уже с готовым результатом, а ты не можешь задать параметры? Или не хочешь?

Ещё одна пощёчина. Возглас боли.

– Дурочка, ты никому не нужна, кроме меня!

Из-за перемигивающегося огоньками шкафа слева выглянул Тим. Кивнул. Справа подмигнул Солджер. Альта Лана не видела, как и Забродина, о местонахождении Тины, Радара и Тани могла только догадываться, но на коммуникатор упало сразу несколько сообщений о порядке и тишине. Ну, что ж…

– Открою тебе секрет: преступники – а ты преступница! – не интересны ни богачам вроде твоей бабки, ни политикам вроде твоего папаши! Никто не станет тратить деньги и марать репутацию ради тебя! Так что либо ты работаешь, и работаешь как следует, либо сдохнешь в тюрьме!

– Враньё, – спокойно и громко проговорила Лана, выходя на сравнительно открытое место. Пустые руки она подняла высоко над головой: кто знает, что придёт в голову этому кретину?

Теперь она видела обоих. В кресле перед огромным монитором, испещренным какими-то формулами, съёжилась Дезире. Обе её щеки были красными, а по левой, к тому же, стекала кровь из рваной ссадины. Обходительный, демонстративно козыряющий прекрасными манерами доктор Сперанский не счёл нужным снимать массивный квадратный перстень перед началом воспитательного процесса.

В правой руке, как с неудовольствием заметила Лана, он сжимал рукоять пистолета. Так, ничего особенного, пукалка для болванов, которые наивно полагают само наличие оружия гарантией безопасности для себя и источником страха для окружающих.

Но неприятно. Дезире совсем рядом, а успеет ли Тина? Зависит от того, куда попадёт этот белоручка. Пистолет – не гены, тут не художества нужны, а сноровка, доведенная до автоматизма. Хуже того: когда Сперанский обернулся на голос, разума в его глазах почти не наблюдалось. Неадекватен и вооружён. Приплыли.

– Враньё, – повторила лейтенант Дитц, плавно делая один скользящий шаг вперёд. – По всем пунктам. Привет, Дезире! Помнишь меня?

– Ты… ты кто такая?! Охрана! – почти взвизгнул Сперанский.

– Караул устал! – фыркнула Лана. Откуда взялась эта фразочка?!

Ещё один шаг…

– Лана, да? Из «тайноловов»… – медленно выговорила Дезире.

– Умничка, – Лана мимолётно улыбнулась предмету контракта и снова сосредоточила внимание на руках Сперанского. Очень ей не нравился этот дурацкий пистолет. – Мадам Генриетта беспокоится о тебе и отправила меня разобраться. Денег вбухала – страшное дело, я очень дорого стою, поверь. Так что наш друг Энди врёт и не краснеет.