– В тот вечер, – вмешался Фудзита, – праздновали О‑Бон, поэтому в Каруидзаве и в других местах были организованы танцы. В кемпинге разложили большой костер, угощали пивом с орешками.

– Только эти двое, Фуэкодзи и Тасиро… тогда мы их имен не знали, отказались принять участие. Фуэкодзи, когда зажгли костер, был уже мертвецки пьян. Еще раньше я заходил в его домик с предложением присоединиться к компании; он лежал на кровати и царапал что‑то на доске сломанным гвоздем. Перед ним стояла бутылка виски, и все помещение было пропитано запахом спиртного…

– Подождите минуточку, – вмешался Кондо. – Фуэкодзи делал какие‑то надписи на доске?

– Да.

– Хозяин, а где останавливался Фуэкодзи?

– В домике рядом с тем, который снимал Синкити Тасиро.

– И там все осталось так же, как было?

– Да. Хотите посмотреть?

– Позже покажете. Ну и что дальше? – поторопил Кондо студента.

– Разгорелся костер, все понемногу опьянели и стали петь песни. Только те двое сидели на холме и о чем‑то разговаривали. Это было так странно. Я решил сходить к ним. В тот вечер около восьми часов опустился густой туман, но когда я поднялся на холм, еще были видны звезды.

– Ну и что ты им сказал?

– Я сказал: если им безразличен Будда, то они могут просто прийти сюда и повеселиться.

– И, конечно, получил резкий отказ.

– Да.

– И о чем они говорили?

– Не знаю. Как только они услышали мои шаги, сразу замолчали.

– Почему ты не мог подойти к ним крадучись, как ниндзя? Тогда господа полицейские могли бы услышать интересный разговор. – И Мацумура весело рассмеялся.

– Ну и что? Что было потом?

– Да ничего не было. После этого я вернулся к компании, которая развлекалась у костра. Я даже не заметил, когда ушел Фуэкодзи. А Тасиро вообще молчал. Это все, что мне известно. На этом я заканчиваю свой доклад. – Киндзо Фудзита соскочил со своего стула, встал по стойке «смирно» и отдал честь.

– Начальник, может, пойдем посмотрим дом номер семнадцать?

После тайфуна в кемпинге проживающих было немного, поэтому семнадцатый домик не был занят.

«Собачий домик» стоял не на земле, а на четырех столбах высотой около метра, которые были соединены между собой. Для того чтобы попасть внутрь, нужно было подняться по трем ступенькам деревянной лестницы и открыть дверь, сколоченную из грубых досок. Дощатый пол, хотя и был устлан тремя татами, пропускал сырость.

Электрического освещения внутри не было, и днем свет поступал через одно небольшое окошко, его и в ясный день было недостаточно, чтобы разогнать постоянно царящий внутри полумрак.

Выстроившиеся в ряд тридцать одинаковых хижин представляли собой воистину жалкое зрелище. Постояльцы получали у администрации постельные принадлежности и готовили ужин на общественной кухне. Желающие выпить могли воспользоваться баром.

Это была дешевая ночлежка, и то, что в ней был вынужден останавливаться князь и в прошлом знаменитый киноартист, вызывало чувство печали, которое еще более усиливалось при мысли о том, что он был первым мужем находящейся ныне в зените славы Тиёко Отори.

– Фудзита‑кун, в какой позе лежал Фуэкодзи?

– Он лежал головой к левой стене, облокотившись на левую руку, правой рукой что‑то царапал на доске.

Фудзита указал в противоположную от окна сторону, где было особенно темно. Коскэ Киндаити передал Хибия зажигалку, и тот стал с ее помощью внимательно изучать доски у изголовья постели Фуэкодзи.

– Киндаити‑сэнсей, кажется, тут что‑то есть.

– Ну и что там?

– Какое‑то уравнение.