— Я этот летчик! — заорал Гривцов не своим голосом. — Я! Где она?!

Командир ухватился двумя руками за волосы, зашевелил бородой и стал со вкусом хохотать:

— Ох-х! Ха-ха-ха!.. Где вас таких… ха-ха-ха! берут только! Простое дело… ха-ха!.. сделать не можете… ой…

Просмеявшись и вытерев глаза, он глубоко вздохнул, переведя дыхание, и сообщил:

— Они на днях уйти должны были.

— Куда уйти?!

— Куда! В отпуск! В ресторан! На Большую Землю уйти должны были.

— А радистка жива? — со страхом спросил Гривцов.

— Почему ты пошел в летчики, а не в подрывники? — поинтересовался командир. — Работал бы с ней вместе. Это что, твоя девчонка, что ли?

— Ты, братишка, до войны не иначе артистом на эстраде работал, — со злостью на его бессердечный юмор сказал Гривцов. — Не конферансье?

— Не, — сказал командир. — Я до войны в Минске, в институте, историю преподавал. Интересная наука, знаешь? Очень настраивает на юмористическое отношение к происходящему.

— А у тебя-то самого никто в войну не погиб?

— У меня-то самого все погибли, — ответил командир спокойно. — Но головой об стенку с горя мы будем биться после войны. Когда победим. Если кто доживет. А сейчас воевать надо. А воевать надо спокойно и по возможности с юмором. Это помогает лучше соображать.

Он в молчании набил трубочку, закурил, вздохнул:

— Через пару дней придет связной от Мацилевича. Узнаем, что там делается. И решим, как с тобой быть. Поживи у нас пока…

При последних словах Яшка, скуластый крепышок в немецкой подрезанной шинели, который ночью допрашивал Гривцова на поляне, сунулся в дверь:

— Что значит «поживи»? Пусть на задание сходит, а я присмотрю за ним, чтоб не сбег! Проверим, какой он такой летчик.

— Яков, — сказал командир ласково, — пошел вон. — И, когда дверь закрылась, улыбнулся Гривцову: — Яков прав. Проверка, знаешь, — основа доверия. Тебе же самому спокойнее будет, если с нами попартизанишь немного. И здесь спокойнее будет, и на Большой Земле, когда выйдешь туда. Доверие — оно, знаешь, тяжело заслуживается. Тебе из чего стрелять больше нравится?

— Из пушки! — сказал Гривцов зло.

— Яков! — позвал командир. — Дашь ему пострелять из пушки.

— Откуда пушка? — спросил Гривцов уже с интересом.

— Для гостя у нас все найдется.

«Пушкой» оказался сорокадвухмиллиметровый немецкий ротный миномет. Это Гривцов выяснил на следующее утро, когда, накормленный горячей пшенной кашей, он сутки проспал в командирской землянке и был разбужен Яшкиным тычком: — Вставай, Чкалов! Пошли повоюем немного…

Яшка оказался командиром отделения. Отделение — те двое ребят, с которыми он ночью и пришел за Гривцовым в охотничью избушку. Оказалось, что несмотря на типично штатскую внешнюю разболтанность, дисциплина в отряде железная. Каждый отвечал головой за порученное ему дело, — на прочее внимания не обращалось.

Они позавтракали поплотней, взяли сухарей, Яшка помусолил самодельный план местности и стал навьючивать на Гривцова миномет.

— Почему я?

— Чтоб служба медом не казалась. Шагом марш!

И капитан Гривцов, скрючившись под тяжестью трофейного немецкого железа, затопал под командой вчерашнего колхозного разгильдяя Яшки.