– Но ты успокоил им свою боль, государь!

– Что? Ты дал мне яд?! – Махмуд резко вскочил и схватил визиря за горло.

Старик вцепился в пальцы султана, стальным ошейником сомкнувшиеся на шее, и судорожно пытался разжать их. Чувствуя, как мутится рассудок, Гассан прохрипел:

– Я тоже пил из чаши…

Махмуд немного ослабил хватку, потом отпустил визиря и снова улегся на подушки: какая разница, когда умереть – часом позже или раньше. А боль, похоже, действительно ушла. Но даром такие вещи Гассану не пройдут. Лукавый раб!

– Говорят, ты купил этого Фаруха? – как ни в чем не бывало лениво поинтересовался султан. – Разве он грек?

Визирь растирал морщинистую шею. Вот какова благодарность владыки: ты печешься о его благе, а он походя готов придушить тебя! Однако сколько еще силы таится в измученном болезнью теле Махмуда! Силы нечеловеческой, яростной, злой!

– Он сам не знает, кто он, – хрипло ответил Гассан. – Мальчишкой его взяли в плен на греческом корабле. Приняв ислам, Фарух стал воином. Однажды его поймали в гареме одного из твоих недостойных слуг, и тот распорядился сначала оскопить его, затем выколоть глаза…

– Ясно. Ты дождался оскопления и купил его жизнь, – прервал визиря султан. – Не в твоем ли гареме его поймали?

– Не помню, государь. – Темное, как сушеная айва, личико Гассана сморщилось в подобострастной улыбке. – Кисмет, судьба!

– Ладно, – усмехнулся Махмуд. – Мы хотим взглянуть на него.

Старик снова хлопнул в ладоши.

Вскоре стражники ввели в покои высокого худого человека в темных одеждах. Властелин долго разглядывал его и, наконец, спросил, тяжело роняя слова:

– Тебе известно, чего мы хотим?

Скопец молча поклонился, скрестил руки на груди и застыл, как изваяние.

– Если ты все исполнишь, мы приблизим тебя к трону. – Легкая улыбка скользнула по губам султана. – После смерти Гассана – да продлит Аллах его годы! – ты займешь место рядом со мной. Пока же будешь готовить питье для снятия болей.

Махмуд снял с пальца перстень и бросил Фаруху. Тот ловко поймал его и почтительно поцеловал вырезанную на камне личную печать государя.

– Покажешь страже и тебя пропустят ко мне. А сейчас я хочу отдохнуть…

Гассан медленно шел сумрачными дворцовыми переходами, опираясь на плечо Фаруха. Когда они оказались одни в длинном коридоре, визирь тихо спросил:

– Теперь ты понимаешь все величие этого человека?

– Да, – глухо ответил скопец. – Он повелевает – и все приходит в движение.

Старик выпустил его плечо и затрясся от беззвучного смеха, держась руками за живот. Наконец, он успокоился и вытер выступившие на глазах слезы.

– Ты глупец, Фарух! Султан, да простит меня Аллах, ничто! Истинно велик Ибн Сина! Султан обратится в пыль, а Ибн Сина будет жить вечно!

– Он действительно владеет тайной бессмертия? – Глаза скопца заблестели.

– Это не важно. – Гассан пренебрежительно отмахнулся. – В памяти людей останется Ибн Сина, а не Махмуд Газневи. Потомки благословят имя врачевателя, а не имя властелина!

– Но ведает ли Ибн Сина тайну телесного бессмертия?

– Не знаю, – буркнул визирь.

Перед сном Фарух, как всегда, принес ему лекарство: при перемене погоды старика мучили боли в суставах. По обычаю, он отпил глоток и протянул чашу Гассану. В слабом свете коптящих светильников подслеповатые глаза визиря не заметили, как из под ногтя Фаруха упала в чашу маленькая темная крупинка, похожая на маковое зернышко…

Прошел месяц. Визирь медленно шел длинным переходом султанского дворца в Газни.