— Ну? — поторопил собеседника Пафнутьев. — Ну? Есть там кто-нибудь?

 — Как ты догадался, что это я звоню? — настороженно спросил Шаланда. — У тебя что, определитель номера стоит?

 — Если у меня что-то и стоит, то не определитель! — рассмеялся Пафнутьев. — Его предвидение опять оправдалось, и он был откровенно счастлив. — Ты знаешь, какой у меня телефон — завхоз на складе нашел, пауков вытряхнул, дохлую мышь из трубки по частям вытащил и мне на стол поставил.

 — Зачем приходил?

 — Как?! — вскричал Пафнутьев. — Да мы же с тобой битых два часа обсуждали особо опасное преступление, случившееся в нашем любимом городе три дня назад, когда неизвестные преступники из автоматического огнестрельного оружия...

 — Паша!

 — Ну?

 — Заткнись. Так что, не скажешь?

 — Скажу. Но чуть позже, чуть попозже.

 — А сейчас не желаешь? — Шаланда был любопытен и нетерпелив, как ребенок, которому пообещали игрушку, но день рождения будет только завтра, а игрушку ему хочется уже сегодня.

 — Не могу. Я тем самым толкну тебя на рискованные и необдуманные действия. У меня одна только просьба — о нашем сговоре в твоем кабинете никому ни слова. Самым надежным и цепким твоим сотрудникам — ни слова!

 Прокололся Пафнутьев и сразу, в ту же секунду, понял, что прокололся. И крякнул с досады, и чертыхнулся, и застонал от бессилия, невозможности что-либо исправить. Не надо бы ему, не надо бы произносить слово «цепкий» — совсем недавно именно это слово прозвучало в устах самого Шаланды, когда тот говорил о Вобликове. По молчанию в трубке Пафнутьев понял — подсек его Шаланда, догадался, и заворочалось что-то в его громоздкой душе, напряглось.

 — И самым цепким, говоришь, тоже не надо? — медленно проговорил Шаланда.

 — Я же сказал — никому.

 — Иначе — утечка? — продолжал соображать Шаланда, тяжело, но в правильном, в правильном направлении, и Пафнутьев с сожалением это сознавал. Что делать, прокололся.

 — Хочу попросить, Шаланда, еще об одном важном деле, чрезвычайно важном. — Хитрый Пафнутьев знал, чем сбить Шаланду с мысли.

 — Ну?

 — Меня интересуют самые малые нарушения законности и правопорядка, самые невинные преступления, не говоря уже об особо опасных, которые будут происходить в районе тупика девятого номера трамвая. Там недалеко городская свалка, но она вскоре закрывается, поскольку новые русские облюбовали рядом неплохую рощицу с лесными озерами.

 — А что там?

 — Чует сердце, — горько сказал Пафнутьев. — Болит по ночам, давит в груди... И каждый раз перед мысленным взором возникает тупик девятого номера трамвая. Представляешь?

 — Нашли там сегодня человека...

 — Труп?

 — Почти. Еле дышит. Нахлебался какой-то гадости.

 — Сам или помогли?

 — Если выживет, я у него спрошу. Мои ребята установили личность... Некий Калашников Федор Петрович. Больше полсотни мужику. Связался с его родственниками... Вчера у него была машина, совсем новая... А сегодня при смерти... Если и выживет, как сказали врачи, немного он вспомнит из своей жизни...

 — В тупике девятого? — механически повторил Пафнутьев.

 — Между свалкой и новыми русскими есть лесок... Вот в этом леске, на обочине.